Елена Сафронова - Жители ноосферы

Неизвестно, сколько бы времени я «запрягала», чтобы сорваться с места, на котором мы с Багрянцевым топтались как пришитые, уже втайне друг друга ненавидя, но связанные хоть недолгой, а привычкой. Если бы не событие, пришедшее в наш дом в сизой форме судебных приставов.

Дверной звонок грянул на рассвете, как обухом пробудив меня. Я писала подработку всю ночь под дозированное ворчание регулярно просыпавшегося от света настольной лампы и щелканья клавиш компьютера Багрянцева. Пока я трясла головой, думая, сон ли был громкий посторонний звук или явь, пока, определив его источник, выкарабкивалась из кровати, пока искала на ощупь халат и дверь из комнаты, мама опередила меня у порога. «Кто?» — истово боясь, спрашивала она, а ей отвечали что-то сугубо официальное. Наконец, сталкиваясь руками, мы с ней открыли дверь, и люди в форме шагнули в наш дом.

— Гражданин Багрянцев Константин Георгиевич здесь проживает? — спросил тот из них, что вертел в руках несколько бумажек.

— Да, — испуганно сказала мама. — А что такое?

— Ничего особенного. Служба судебных приставов. Можно его увидеть?

— Костя!..

— А по какому делу? — вылез хриплый со сна Багрянцев, в криво застегнутой рубахе и с художественным вихром надо лбом.

— По делу о взыскании алиментов…

— Кем? — живо спросил Багрянцев.

— …гражданкой Шиллер Софьей Адамовной! — пристав с бумагами отслюнил от них повестку в контору. — И не советую больше пропадать, — присовокупил. — Долго вас искали, Константин Георгиевич, долго…

— А я и не прятался, бог ты мой! — фанаберился Багрянцев. — Просто сменил место жительства вместе с семейным положением. И не удосужился еще, простите великодушно, поставить официальные органы в известность о моей радости… — «радость» он иллюстрировал мимолетным поцелуем в мое правое ухо.

— Радуйтесь на здоровье! — сурово изрек «бумажный» пристав. — Только о детях своих не забывайте. Переводите им деньги, чтобы они тоже за вас порадовались.

— Я когда в контору вашу явлюсь…

— И не откладывайте! Сегодня прием с тринадцати до семнадцати ноль-ноль!

— …так честно и заявлю, что стабильного дохода у меня на данном этапе моего существования нет и не предвидится!.. Потому как по состоянию здоровья не могу работать на тяжелых физических повинностях. А равно не могу устроиться, вслед за дражайшей, например, супругой, на интеллектуальную службу, потому как образованием, извините, не вышел, и даже аттестат об окончании средней, не самой плохой, кстати, школы города Орла где-то на тяжком жизненном пути посеять удосужился…

Пристав без бумаг — молодой, видно, неопытный, — аж хмыкнул, восторженно заслушавшись. А старший, бывалый и брезгливый, сказал — как отрезал:

— Перестаньте, Багрянцев, паясничать, а приходите по повестке, иначе будете в районное отделение службы доставлены под конвоем. Там разберутся, можете ли вы платить алименты… если докажете свою недееспособность, вам повезет, — он устрожил насчет конвоя, но я его понимаю. — И кстати… — его жесткая рука еще что-то вынула из вороха официальных бумаг и протянула Багрянцеву, — письмецо возьмите. Искало вас долго, вместе с повесткой пришло на нашу службу — видимо, для вручения. Та же гражданка Шиллер — обратный адресат.

От потертого конверта пахло тревогой.

— Сонька? — удивился Багрянцев. — Соскучилась, что ли? Ну ладно, товарищ генералиссимус, я вас понял, приказ выполню, в наручники меня брать не надо…

Приставы отбыли. Я разрыдалась.

Гражданка Шиллер была второй женой Багрянцева. Они нажили сына Эдика, которому сейчас катило к восемнадцати годам. Это мне удалось выжать из мужа за время двухчасовой дебильной перебранки. Алименты Багрянцев не платил с самого развода. «Они меня выставили из Сибириады своей, куркули немецкие — мол, я мало зарабатываю! А я в их свинячьем городке не мог никуда на работу устроиться! Там лесоповал да шахты — вся биржа труда! Выгнали из дому, лишили возможности с сыном видеться!.. И я ж им, бюргерам, должен свои кровные отдавать?..»

Однако к тринадцати ноль-ноль Багрянцев собрался, побрился, завязал пожалостнее любимый шейный платок и отбыл на беседу с судебными приставами. Видать, обеспокоился.

Письмо из Сибири, из пункта с диким именем Щадовка — мама предположила, что это шахтерский поселок, названный в честь совкового министра, — небрежно брошенное Багрянцевым, нераспечатанное, белело на уголке книжного шкафа. Несколько раз я прошла мимо, решительно глядя в другую сторону. Потом схватила его и вскрыла, не заботясь замаскировать свое любопытство.