Натиг Расулзаде: Жизнь и смерть Кашмара Маштагаллы

— Этого достаточно! — с трудом удалось перебить её Марьям ханум. — А почему же вы во сне думали, что детей у вас нет? — спросила она у него.

Он задумался.

— Как вас зовут? — спросила Марьям-ханум.

— Меня?

— Не забывайте — время у нас ограничено, в приемной уже ждут своей очереди следующие посетители, — торопливо и сердито проговорила Марьям-ханум.

— Меня зовут Кашмар, — так же торопливо в тон ей ответил он.

— Это что за имя такое? — возмутилась Марьям-ханум. — Вы что, шутите?

— Нет, нет, — еще торопливее вмешалась Наргиз, жена Кашмара и зачастила, посыпала словами, как горохом:

— Видите ли, их в семье было тринадцать детей, девять мальчиков, четыре девочки, Кашмар самый младший, последний, его родители умерли, некоторые из старших братьев тоже поумирали; когда он родился, он родился с волосами — на голове, конечно — и с открытыми глазами, долго молчал, внимательно изучая повитуху и потом только соизволил заорать, вот так он родился необычно, а что, матери его почти сорок лет было, когда последыша рожала, риск, конечно, всякое могло случиться, вот и случилось, и акушерка, то есть это просто повитуха была в деревне, она вдруг, когда новорожденный изучал её, воскликнула почему-то по-русски «Кошмар!», и его отец настоял, чтобы последнего сына так бы и назвали, потому что при произнесение этого слова повитуха дважды чихнула, причем в метрику имя вписали не совсем грамотно, через «а», «Кашмар», понимаете, потом у младенца очень скоро волосы отпали, глаза стали вовремя закрываться, он стал обычным младенцем, а необычное имя осталось. После смерти отца, когда Кашмар уже был совершеннолетним и получал паспорт, по его заявлению ему поменяли имя на Кашкай, а в семье между собой все равно называли его Кашмаром, в шутку, так сказать, да и привыкли за столько лет, и мне, как поженились, понравилось, Кашмарчиком его называла, вот так неофициально и осталось за ним прежнее имя, привыкли, а фамилию он совсем недавно поменял, тут уж я возражала, была обычная человеческая фамилия — Мамедов, ну, ладно, хочешь менять, поменяй окончание, сейчас многие так делают, избавляются от русских окончаний «ов», «ев», — тараторила жена, боясь, что её перебьют и она не успеет все рассказать, — возьми и сделай Мамедли, так нет же, заупрямился, говорит, что я, хуже этих поэтов, что ли, они приклеивают себе такие прозвища, ханами и беками становятся, «ханлы», «бейли», хотя, как были плебеями, так плебеями и остались, а я что же, просто беру себе псевдоним, вернее — фамилию по названию своего родного селения, что плохого: Кашмар, то есть, Кашкай Маштагаллы? Звучит? Не очень, — говорю я, но он заупрямился и поменял, так что, теперь он Маштагаллы, а я как была, так и осталась Мамедовой, знала бы, не меняла девичью фамилию…

— Хватит! — крикнула, прервав её, Марьям-ханум. — Достаточно!

Наступила звенящая тишина, которую тут же осторожно нарушил Кашмар.

— Это я сам назвал свое первое имя, думал, может вам так нужно, — сказал он.

— И правильно сделали, — одобрила Марьям-ханум, с опаской поглядывая на Наргиз, жену Кашмара. — Та-ак… — улыбаясь глазами протянула она, — становится все интереснее… Ну так, почему?

— Что почему? — спросил Кашмар.

— Забыли вопрос? — слегка осуждающе покачала головой Марьям ханум. — Что ж, немудрено после такой пространной речи, — она с укором посмотрела на Наргиз. — Почему имея детей вы во сне думали, что у вас их нет?

— Наверно, потому, — после небольшой взрывоопасной паузы ответил Кашмар, — что там я был гораздо моложе, лет двадцати-двадцати пяти, — неуверенно проговорил он. — Тогда еще я, кажется, не был женат. Или был?..

— Ты что? — возмущенно произнесла Наргиз.

— Ясно, ясно, — сказала Марьям-ханум.

— Ясно-ясно? А что ясно? — полюбопытствовал он.

— Это лично мне ясно. А то, что лично мне ясно вам может быть неясно, — она протянула жене Кашмара, вытащив из кармана просторного халата, что-то в крохотном холщевом мешочке, — положите это под его подушку. Только обязательно после совокупления.

— Марьям-ханум, — тихо и вежливо произнесла Наргиз, — простите, но у нас это происходит не так часто, все таки возраст: мне почти пятьдесят лет, ему еще больше, а если этого не будет, то можно просто класть под подушку?

— Очень хорошо.

— Хорошо? — не поняла Наргиз.

— Нет, плохо, — уточнила Марьям-ханум. — В любом случае есть близость, нет близости, это кладете под подушку после близости.

— Может, вы думаете, нам родить надо? — опять осторожно спросила Наргиз.