Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

Молодой пианист все еще улыбался.

– Зачем он это сделал?

– У самоубийства никогда не бывает одной причины. Их много. Презрение семьи? Одиночество? Апатия? Может быть, он начитался Ницше в библиотеке моего отца? Роберт был одержим идеей вечного возвращения. Возвращение – это сердце его музыки. Мы живем одну и ту же жизнь, и умираем одну и ту же смерть снова и снова и снова, через каждые тридцать две ноты. И так – до бесконечности. Или… – Мадам Кроммелинк зажгла свою потухшую сигарету, – мы можем винить во всем девушку.

– Какую девушку?

– Роберт любил одну глупую девушку. А она не любила его.

– И он убил себя просто потому, что она не любила его?

– Возможно. Только Роберт смог бы ответить на этот вопрос.

– Но убивать себя. Из-за какой-то там девушки.

– Он был не первый. И не последний.

– О Господи! А девушка, ну, она знала об этом?

– Конечно! Брюгге – это большая деревня. Она знала. И я могу тебя уверить, что даже через пятьдесят лет ее все еще мучает совесть. Как ревматизм. Она бы все отдала, лишь бы вернуть Роберта. Но что она может?

– Вы все еще общаетесь с ней?

– Это было бы очень сложно – не общаться с ней. – Мадам Кроммелинк задержала взгляд на снимке Роберта. – Эта девушка хочет, чтобы я простила ее прежде, чем она умрет. Она умоляет меня: «мне ведь было всего восемнадцать! – говорит она. – И преданность Роберта была для меня… всего лишь приятной игрой! Откуда мне было знать, что разбитое сердце повредит его ум? И убьет его тело». Ох, бедная девушка. Я хотела бы простить ее. Но… (она посмотрела на меня)… я ненавижу ее! Я ненавидела ее всю свою жизнь и я не знаю, как перестать ненавидеть.

Когда Джулия доводит меня до бешенства, я всегда клянусь, что больше никогда не заговорю с ней. Но проходит время, и уже к обеду я обычно забываю о своей клятве.

– Пятьдесят лет – это очень долгий срок. Как можно злиться на кого-то так долго?

Мадам Кроммелинк мрачно кивнула.

– Можно. Но я бы не советовала.

– Ну, вы могли бы притвориться, что простили ее.

– «Притвориться», – она посмотрела в сад, – это было бы неправдой.

– Но вы уже сказали две правды. Первая – вы ненавидите ее. Вторая – вы хотите, чтобы ей стало легче. Если вы считаете, что желать правды важнее, чем ненавидеть правду, тогда вам нужно просто сказать ей, что вы ее прощаете, даже если это не так. Ей хотя бы станет легче. И, может быть, после этого вам тоже станет легче.

Мадам Кроммелинк мрачно рассматривала свои руки.

– Софистика. – Произнесла она.

Я не был уверен, что знаю значение этого слова, поэтому молчал.

В глубине дома дворецкий выключил пылесос.

– «Секстет» Роберта сегодня невозможно купить. Ты можешь услышать его музыку только в доме священника в этот июльский полдень. Это твой единственный шанс. Умеешь пользоваться граммофоном?

– Конечно.

– Давай послушаем вторую сторону пластинки, Джейсон.

– Отлично. – Я перевернул пластинку. Эти старые виниловые штуки толстые, как фарфоровые тарелки.

На записи проснулся кларнет и стал танцевать вокруг скрипки.

Мадам Кроммелинк зажгла сигарету и закрыла глаза.

Я откинулся назад на диване. Я никогда не слушал музыку лежа. Это очень похоже на чтение, если закрыть глаза.

Музыка – это лес из звуков, сквозь который ты идешь.

Где-то далеко запел дрозд. Граммофон издал умирающий звук «хххх», и иголка, щелкнув, вернулась в исходную точку. Мадам Кроммелинк жестом сказала мне оставаться на месте, когда я поднялся, чтобы зажечь ей сигарету.

– Скажи мне, кто твои учителя?

– Ну, у меня разные учителя. Зависит от предмета.

– Я имею в виду, каких писателей ты считаешь лучшими на свете?

– Ох. – Я мысленным взором окинул свой книжный шкаф, пытаясь найти хоть одно имя, способное впечатлить мою собеседницу. – Айзек Азимов, Урсула ле Гуинн, Джон Уиндам.

– Айзи-за-зи-мо? Урсула Пингвин? Джон Не-дам? Кто это? Какие-то современные поэты?

– Нет. Это фантасты. Они пишут фантастику и фэнтези. И еще Стивен Кинг. Он пишет ужасы.

– «Фэнтези»? Пффф… Если хочешь фэнтези – послушай речи Рональда Рэйгана! «Ужасы»? А как насчет Вьетнама, Афганистана, Южной Африки? Иди Амин, Мао Цзе Дун, Пол Пот? Вот настоящие ужасы. (*Иди Амин – президент Уганды, создатель одного из самых жестоких и кровавых политических режимов за всю историю. Пол Пот – камбоджийский министр, уничтожил примерно 2 миллиона своих сограждан*) Я имела в виду, кого из мастеров ты читаешь? Чехова?

– Эм… нет.