К счастью улица была пустынна, сегодня все смотрят теннис по телеку – Джимми Коннорс против Джона МакЭнроя (у нас тут сыро, но над Уимблдоном светит солнце). Le Grand Meaulnes был завернут в два пакета «Marks&Spencer» и спрятан у меня под рубашкой, вместе с переводом. Я бился над ним часами. Почти каждое слово мне пришлось искать в словаре. Я так старался, что даже Джулия заметила странность в моем поведении.
– Мне казалось, что к концу четверти уже не задают так много домашки. – Сказала она.
– Я просто хочу разделаться сразу со всей домашкой на лето и забыть о ней. – Ответил я.
И вот что странно: работа над переводом вовсе не казалась мне утомительной и скучной. И уж всяко она была интересней, чем наши уроки французского. Да что там! Полиэтиленовые пакеты интересней, чем наши уроки французского с этой идиотской книгой Yopla Boum! Le francias pour tous! Обычно мы долго и нудно читаем что-нибудь о неких Manuel, Claudette, Marie-France, Monsier et Madame Berry. Я даже хотел попросить мисс Уич, учительницу французского, проверить мой перевод. Но передумал. Ведь если меня застукают чем-то подобным, это плохо отразится на моей и без того худой репутации. Прослыть заучкой, да еще и по такому девчачьему предмету, как французский, – нет, спасибо.
Перевод – это нечто среднее между написанием стихотворения и решением кроссворда. Многие слова бесполезно искать в словаре, они похожи скорее на грамматические шурупы, скрепляющие предложения. И ты можешь часами пялиться на них, пытаясь понять, что они значат. Но если понял, то уже никогда не забудешь. Le grand Meaulnes («Большой Мольн» по-нашему) – это история о мальчике по имени Августин Мольн. Он обладает неким очарованием, как Ник Юи, и это позволяет ему влиять на людей. Он снимает комнату в квартире у Франциско, сына учителя. И именно Франциско рассказывает нам его историю. И все это время мы слышим шаги Мольна в комнате наверху, еще до того, как увидим его воочию. Это гениально!
Я решил попросить мадам Кроммелинк научить меня французскому. Правильному французскому, а не тому, который мы проходим в школе. Я уже даже позволил себе помечтать о том, как получу аттестат и тут же отправлюсь во Францию. А там – французские поцелуи! Те самые, с языком.
Дворецкий не открывал целую вечность. Даже дольше, чем на прошлой неделе.
Мое нетерпение нарастало, я чувствовал, словно кто-то пытается оттянуть мое французское будущее. Я надавил на звонок.
Дверь тут же распахнулась, и на пороге возник мелкий, розоволицый мужичонка, весь в черном.
– Здрас-сте.
– Здрасте.
Дождь усилился.
– Здрас-с-сте.
– Вы – новый дворецкий?
– Дворецкий? – Розовощекий рассмеялся. – Господь милосердный, нет! Я Франциск Бенедикс. Священник церкви Святого Гавриила. – Только теперь я заметил его белый воротничок, похожий на собачий ошейник. – А ты кто?
– Я пришел увидеть мадам Кроммелинк.
– Франциск! – Шаги по деревянной лестнице – скрип-скрип-скрип (обувь на каблуках) Женский голос донесся из глубины дома. – Если это установщики антенн, скажи им, что я уже пробовала крутить ручку во все стороны, но без толку, они, должно быть, вырубили вещание… – Она заметила меня.
– Этот паренек хочет увидеть Еву.
– Этому пареньку лучше зайти. Во всяком случае, пока не утихнет дождь.
Сегодня зал был мрачным, темно-синим, словно пещера, скрытая за водопадом. Краска на синей гитаре облупилась и теперь шелушилась, словно экзема. В золоченой раме была новая картина: умирающая женщина в лодке, рука ее свисает за борт, кончики пальцев касаются воды.
– Спасибо. – Сказал я. – Мадам Кроммелинк ожидает меня.
– С чего бы это ей тебя ожидать? – Жена священника не просто задавала вопросы, она словно тыкала ими в меня, как палкой. – Ой, да ты наверно Марждори Вишамптон младший, готовишься к конкурсу орфографии?
– Нет, – сказал я, не желая называть свое имя.
– Тогда, – ее улыбка выглядела настолько фальшиво, что мне казалось, она сейчас отклеится и упадет на пол, – как тебя зовут?
– Эм, Джейсон.
– Джейсон кто?
– Тейлор.
– А, припоминаю… Кингфишер Медоус! Сын Хелен Тейлор. Бедные соседи миссис Касл. Твой отец – большая шишка в супермаркете «Гренландия», да? А сестра этой осенью уедет в Эдинбург. Я встретила твою мать один раз, на выставке, в прошлом году. Она выставляла свою картину «Замок Истнор». Мне очень жаль, что у нее ничего не вышло. Она больше не появлялась там. Половина прибыли пошла на благотворительность, в общество помощи странам третьего мира.
Читать дальше