– Это футболка клуба «Ливерпуль». Я болею за них с тех пор, как мне исполнилось пять.
– Что значит «HITACHI»?
– А, это? Футбольная ассоциация изменила правила, и теперь команды могут печатать имена спонсоров на футболках. Hitachi – это фирма, производящая электронику. Из Гон-Конга, по-моему.
– Значит, ты платишь этой организации, чтобы быть их рекламой? Allons donc. И в одежде, и в еде… вы, англичане, имеете какую-то непреодолимую тягу к самоунижению. И еще – ты опоздал.
Объяснять все тонкости истории о разбитой оранжерее мистера Блэйка я не мог. Сложно сосчитать сколько раз мама и отец и даже Джулия (в те дни, когда она была особенно жестока ко мне) говорили: «все, я больше не хочу слышать твоих оправданий», и тут же, через пять минут снова поднимали эту тему. Поэтому я просто сказал мадам Кроммелинк, что я должен отработать месяц на автомойке, чтобы расплатиться за одну разбитую вещь. И еще – что сегодня в нашем доме ланч начался гораздо позже, чем обычно, потому что мама забыла разморозить телячью ногу.
Мадам Кроммелинк слушала меня с откровенно скучающим видом. Когда я закончил, она указала на бутылку вина на жемчужном столике.
– Выпьешь сегодня?
– Мне позволяют пить вино только если есть особый повод.
– Ну, если общение со мной ты не считаешь «особым поводом», тогда просто наполни мой бокал.
(белое вино пахнет яблоками, сиропом от кашля и – чуть-чуть – цветами).
– Всегда наливай вино так, чтобы было видно этикетку. Если вино хорошее, твой гость должен видеть это сразу. А если плохое – ты заслуживаешь порицания.
Я подчинился. Капля потекла вниз по бутылочному горлышку.
– Ну? Ты скажешь мне свое настоящее имя или я все еще должна помогать незнакомцу, который прячется за нелепым псевдонимом?
Мне было так стыдно, что Палач без проблем заблокировал слово «простите». Но в то же время я был ужасно зол на себя, зол настолько, что силой вырвал «Простите!» из лап Палача; и когда произнес его, то пожалел – мое извинение прозвучало слишком громко и грубо.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Джейсон Тейлор. – Пробормотал я. Мне хотелось плакать.
– Джей… кто? Говори четче! Мои уши так же стары, как и я. У меня в комнате нет спрятанных микрофонов, чтобы запиывать твой шепот.
Я ненавидел свое имя.
– Джейсон Тейлор. – Безвкусное, как жеванная бумага.
– Если бы ты был «Адольфом Гробовским» или «Пием Шваброголовым», это бы вполне объясняло, почему ты взял псевдоним. Но, скажи мне, зачем ты прячешь «Джейсона Тейлора» за именами двух людей – недосягаемого символиста и латиноамериканского революционера?
– Чего?
– Элиот! Ти-си Элиот! Боливар! Симон Боливар!
– «Элиот Боливар» просто звучит более… поэтично.
– Что может быть более поэтичным, чем «Джейсон», древнегреческий герой? (*по-английски «Джейсон» равен греческому «Ясону»*) Кто создал европейскую литературу, разве не Греки? Элиот и все остальные поэты – они всего лишь воры, расхитители греческих могил, я тебя уверяю! И кто такой поэт вообще? Ведь поэт – это портной, он шьет свои тексты из слов. (*фамилия главного героя «Tailor» - в буквальном переводе означает «портной»*) . Поэты и портные соединяют то, что никто другой не может соединить. Поэты и портные скрывают свое ремесло в своем ремесле. Я не верю тебе, Джейсон Тэйлор. Я думаю, ты взял псевдоним потому, что поэзия для тебя – это постыдная тайна. Я права?
– «Постыдная» – это не совсем то слово.
– Да? А какое слово тогда «совсем то»?
– Писать стихи – это… – я огляделся, – как-то… по-гейски.
– Гейски? Что это значит?
Это было безнадежно.
– Писать стихи – это… это занятие для жалких и убогих долбоящеров.
– То есть ты «жалкий»?
– Нет.
– Тогда, значит, ты «убогий долбоящер»? Что бы это ни значило…
– Нет!
– Тогда твоя логика мне не ясна.
– Ты можешь писать стихи, если твой отец – великий композитор, а твоя мать – аристократка, но ты не можешь писать стихи, если твой отец менеджер сети супермаркетов и ты ходишь в обычную, среднюю, деревенскую школу.
– А-а. Что ж, это правда. Ты боишься, что волосатые варвары не примут тебя в свое племя, если ты поэт.
– Ну, да, более или менее…
– Более? Или менее? Как именно?
(Иногда она невыносима.)
– И так, и так.
– И ты хочешь быть одним из волосатых варваров?
– Я ребенок. Мне тринадцать. Вы сказали, что это несчастный возраст, и вы правы. Если ты не с ними, значит ты – против них. И они превратят твою жизнь в руины. Как они уже сделали с Флойдом Челеси или Николасом Брайаром.
Читать дальше