Кейт Аткинсон - Музей моих тайн

— Вот это отличный чай, а посмотрели бы вы, что мы пьем.

И рассказал им про хлорированную воду в окопах. Но увидел ужас у них на лицах и устыдился, что когда-то хотел говорить с ними о смерти.

Они в свою очередь рассказали ему про Билли Монро, и он возмущался в нужных местах, но про себя мечтал, чтобы и у него была такая мать, которая как-нибудь — как угодно — не дала бы ему вернуться на фронт. Он знал, что, вернувшись туда, погибнет. Он вежливо слушал девушек, пока они описывали ему свои повседневные занятия, показывали вязание — они перешли с одеял для бельгийцев на носки для солдат. Нелл рассказала про свою новую работу, на фабрике солдатского обмундирования, — ее только что сделали бригадиром, потому что у нее есть опыт работы со шляпами, а Лилиан теперь кондуктор в трамвае, и тут Фрэнк поднял брови и воскликнул: «Не может быть!» — потому что не мог представить себе женщину-кондуктора, и Лилиан захихикала. Сестры были слишком живые, и война не смогла проникнуть в разговор — конечно, за исключением того, что Джек здоров и передает привет и что Альберта они совсем не видят, но ему гораздо безопасней за большими пушками в артиллерии, чем было бы в окопах.

Но Рейчел, сидевшая жабой в углу, вдруг заговорила:

— Ужасно, должно быть, в этих окопах.

Фрэнк пожал плечами, улыбнулся и ответил:

— Там не так уж плохо на самом деле, миссис Баркер, — и отхлебнул из чашки с незабудочками.

Большую часть отпуска Фрэнк провел с Нелл, Лилиан или обеими сразу. Он сводил Нелли в мюзик-холл в театр «Эмпайр», а Лилиан повела его на собрание в Образовательное общество, но там говорили о слишком сложных для него вещах. Там были сплошные квакеры, сознательные отказники и социалисты, и все они твердили, что войну надо кончить путем переговоров. Фрэнк решил, что они просто трусы, и был рад, что он в солдатской форме. «Может, тебе не стоит якшаться с такими людьми?» — спросил он у Лилиан на обратном пути, а она только засмеялась, посмотрела на него и воскликнула: «Фрэнк!» Гораздо приятней было, когда они все втроем пошли смотреть «Джейн Шор» в «Новом кинотеатре» на Кони-стрит — он только открылся и оказался просто потрясающим, огромным, с тысячей откидных сидений в зале.

Когда Фрэнку пришла пора возвращаться на фронт, он чувствовал себя еще хуже, чем когда уходил туда первый раз. Ему невыносимо было оставить Нелл и Лилиан.

У Лилиан и Нелл нашлось чем себя занять после отъезда Фрэнка. Они много работали и еще вынуждены были сосуществовать с Рейчел, — впрочем, страх перед цеппелинами был еще хуже Рейчел. Девушки купили в универсальном магазине Лика и Торпа темно-синего холста для окон и фанатично соблюдали правила затемнения, особенно после того, как бедная Минни Хейвис попала под суд за оставленный свет. Том регулярно навещал их, но редко брал с собой молодую жену, Мейбл. Лилиан говорила, что Мейбл — сырая лепешка, но Нелл она нравилась. Кто-то спросил у девушек, не косит ли их брат от фронта, и они возмутились, но Нелл втайне думала, что со стороны Тома это не очень храбро — получить освобождение от армии таким образом. «Неужели недостаточно, что одного брата могут убить?!» — воскликнула Лилиан, а Нелл швырнула в нее подушкой, потому что Альберта никогда, ни за что не могли убить, а говорить такие вещи — значит накликать несчастье. Том помог сестрам повесить на окна холст для затемнения, но осмеял их за то, что они боялись цеппелинов. Впрочем, после того, как ему оторвало кисть, он поверил, что цеппелины опасны. Сестры ходили в больницу его навещать, но по крайней мере теперь его никто не мог обвинить, что он отсиживается в тылу, с такой-то рукой. Нелл как раз собиралась написать Альберту об этой истории, как он вдруг неожиданно для всех обнаружился у дверей — пришел на побывку. Рейчел только буркнула: «Лишний рот кормить», но, конечно, она никогда не любила Альберта.

Увидев Альберта, сестры были совершенно уверены, что он вырос, — ни одна не помнила его таким высоким. Вокруг глаз у него были тонкие морщинки, и он бы проспал все время отпуска, если бы ему позволили. Когда его спрашивали о войне, он отшучивался и ничего толком не говорил. Сестры словно не могли насытиться Альбертом, они бы проводили с ним каждую минуту, просто глядя на него, — так были рады, что он дома. Раньше Альберт всегда заботился о них, а теперь они хотели заботиться о нем, висли у него на шее и гладили по голове, словно он был младенцем, а не большим взрослым старшим братом. Когда Альберту пришла пора возвращаться на фронт, они махали ему вслед на вокзале, а потом простояли на перроне еще минут десять, глядя на пустые рельсы. Пока они там стояли, им казалось, что они еще не совсем расстались с братом, и только через силу они смогли сдвинуться с места и вернуться домой, где Рейчел сказала: «Ну что, уехал он, свет ваших очей?»