— Ну, поехали.
Свекровка напросилась в машину к секретарю, потому что ее, видите ли, на грузовике укачивает. Анкину мать усадили в кабину, а все прочие полезли наверх, на вещи.
Двинулись. Через переезд. Мимо полосы зеленых насаждений, в степь. Теперь она была совсем около — свежая после дождя, под низкой порослью, с черной мокрой дорогой посередине. На ходу прохватывал ветер, степь пахла землей и незнакомыми травами. Лёлька чувствовала себя неспокойно — совсем маленькой на ее большой ладони, терялась среди пустого простора и не знала, за что ухватиться глазом.
Чемоданы прыгали по кузову. Женя с Никитой пытались ловить их и придерживать. Анка удобно уселась возле самой кабины, смотрела вперед на дорогу и нела тихонько сама для себя: «Орленок, орленок, взлети выше солнца и степи с высот огляди…» Лёльке петь не хотелось, она слушала.
Проехали поселок из одной длинной улицы. Два дерева, два ряда одинаковых домиков низких, глинобитных, как фанзы, с плоскими кровлями из глины.
Улицу переходило стадо овец, серых и кудрявых. За стадом шел пастух в брезентовом плаще, смуглый, похожий на китайца.
— Казахи, — пояснил шофер, высунувшийся из кабины. Машина стояла.
Рядом Казахстан… Юрка, наверное, так же едет сейчас по Казахстану…
Овцы прошли, и машина двинулась дальше.
Высунулись из-за бугра крылья ветряной мельницы, выглянула по другую сторону большая крыша с трубой — МТС.
Вещи свалили посреди улицы. Улица — бесконечная, в разъезженных колеях, Лёлька отметила с облегчением, что дома здесь нормальные и — копия той украинской хатки, о которой на чужбине плакала бабушка, — беленые, с камышовыми крышами. Странно — это Сибирь, а не Украина? В центре улицы — дощатый, похожий на ящик, колодец с «журавлем» из кривой жерди.
Они стояли у своих вещей и ждали дальнейших указаний.
— Петька, Петька, китайцев привезли! — кричал кому-то через ограду белоголовый мальчишка.
От каждой калитки неторопливо подходил к ним народ, переговаривался негромко и останавливался на расстоянии.
— Смотри, совсем русские, а говорили — китайцы.
Так они и сидели на своих вещах, пока не приехал опять секретарь и не начал распределять их по квартирам.
Оказалось, руководство МТС приготовило для прибывших две комнаты в колхозных домах на две семьи, а Лёльку почему-то в расчет не взяли.
— Что же мне теперь делать?!
— Договоритесь на сегодня между собой, — сказал секретарь, — завтра что-нибудь организуем.
— Ладно, — сказала Женя. — Не расстраивайся, пошли к нам.
Свекровка недовольно поджала губы, а Никита не возразил — он опять таскал материнские сундуки, теперь в сени.
Женя вытащила из чемодана новую китайскую скатерть в красных маках и повесила ее, как занавеску, поперек комнаты — благо на потолке были какие-то крючки. Лёльке досталась половина комнаты с квадратным окошком и большой рамкой на стене — под одним стеклом множество фотографий — старухи и ребятишки, мужчины в пиджаках и шинелях.
Комната — чисто выбелена, пол — некрашеный. В правом углу — треугольная полочка и над ней на месте икон — красный плакат «За урожай».
Лёлька поставила в ряд чемоданы и стала стелить на них постель. Вот он и наступил — первый ночлег на русской земле!
За занавеской шуршали и смеялись Женя с Никой. Ника снимал ботинки, и они с грохотом падали на пол. Потом занавеска заколебалась.
— Я устал, как собака. Давай ляжем спать пораньше. Завтра к восьми — к директору эмтээс…
Свекровка не пожелала поселиться в общей комнате. Она расставила свои сундуки в сенях и здесь организовала штаб-квартиру.
— Я не хочу мешать молодым, — заявила она и при этом посмотрела на Лёльку вызывающе.
Лёлька умывалась во дворе под железным рукомойником и слушала, как свекровка налаживала дружбу с местным населением. Двор был затоптан соломой, к дому прилеплен сарай из камыша, который хозяйка назвала «пригон», а дальше — огород, в степь переходящий без всякого забора.
Хозяйка — женщина пожилая, сухощавая и загорелая, в белом платочке в горошинку. И хозяйский дед — типичный русский дед с картинки из букваря — бородатый, с седым венчиком волос на голове. Они сидели на лавочке у калитки и задавали свекровке вопросы, напоминающие сорок пятый год:
— И давно вы там жили? И по-русски говорить умеете?
Хозяева говорили на странном языке, близком к бабушкиному украинскому. Половину слов Лёлька просто не понимала.
Потом хозяйка сказала, что ей пора встречать свою корову, и ушла. Лёлька тоже вышла за ограду — ей не хотелось идти в дом и мешать молодым.
Читать дальше