Девчонки отбежали в сторону и стали у мостовых перил. Мост содрогался и гудел под грузной поступью машин. В лицо Лёльке ударило ветром, насыщенным запахом бензина, нагретого железа и отработанного газа, запахом войны и победы.
Танки двигались быстро, лязгая гусеницами по асфальту. На танках сидели люди в защитного цвета гимнастерках и плащах, улыбались и кричали с высоты:
— Девушки, поехали с нами!
— Девчата, привет!
— Эй ты, — черноглазая!
И внезапно Лёлька почувствовала себя во власти двух сил — стремительных и противоположных, действующих помимо ее воли. Одна сила заставила ее ухватиться руками за перила моста и отвернуться от идущих танков. Это — советские, те самые советские… она не должна встречать их и радоваться! И в то же время другая сила, властная и неудержимая, отрывала Лёлькины руки от перил и поворачивала ее лицом навстречу летящей жизни. («Что же это происходит со мной? Боже мой!»)
— Нинка, я не хочу на них смотреть!
— Вот дура, они же русские!
Нинка оставила Лёльку с ее терзаниями, выбежала на середину моста и швырнула свои цветы проходящей машине. Цветы рассыпались в воздухе.
Тапки шли мимо. В раскрытом башенном люке стоял танкист в невиданном ребристом шлеме и держал в руке пойманный Нинкин цветок. Лёлька не могла больше сопротивляться. Они были русскими, независимо ни от чего, просто русскими! Она провожала их взглядом, и что-то неудержимо ломалось в ее сознании, и было ясно, что вернуться к той, прежней, Лёльке она уже не сможет.
Август месяц — время цветения гладиолусов. Они распускались в харбинских садах — малиновые, розовые с прожилками, нежно-белые. Цветы стояли в комнатах, в тонких вазах, но ни одно лето в истории города не помнит еще, чтобы вот так, обильной жатвой, падали они на асфальт под колеса и гусеницы танков, чтобы прямо по цветам проходил по Сунгарийской набережной строй моряков-амурцев…
В толпе на вокзальной площади было много цветов и знакомых. Лёлька и Нинка только и успевали здороваться. Девчонки держались за руки, чтобы не потеряться, и протискивались вперед.
На крыльце «Ямато-отеля» под навесом из узорного стекла стояли советские военные. Они смотрели на толпу и разговаривали между собой и с теми из толпы, кто был поближе. Одеты были по-разному: у одного — китель, как у дедушки, и фуражка с малиновым околышком, у других просто зеленые фуражки и гимнастерки.
К подъезду отеля подлетали машины. Военные прыгали с них на землю, но им не давали спрыгнуть нормально, им совали в руки цветы, что-то говорили несвязное и мешали, наверное.
— Вапсуй, вапсуй! — кричали китайцы, махали красными флажками на палочках и тоже протискивались вперед.
И Лёлька отбросила свои сомнения. Она тоже кружилась в толпе одержимо и по заметила, когда же они с Нинкой все-таки потеряли друг друга. Где-то рядом мелькнула знакомая «личность» Юрки Старицина. Юрка посмотрел на Лёльку сияюще отрешенными глазами и не сразу узнал ее:
— А, здорово, Лёль! — и снова нырнул за чью-то спину.
Толпа вынесла Лёльку на тротуар. Здесь было потише. Кучками стояли взрослые мужчины и вполголоса обменивались мнениями. Лёлька все оглядывалась — искала Нинку и даже вставала на цыпочки, и тут как раз врезался в толпу со стороны проспекта необычного вида грузовик. На крыше кабины — пулемет, над пулеметом развевался алый флаг, а в кузове полно харбинских ребят старшего возраста. Вид у них был страшно воинственный: на ремнях через плечо — винтовки, а у одного, перегнувшегося через борт, даже огромный маузер был засунут на животе за пояс.
Грузовик подъехал поближе, и Лёлька разглядела — это, оказывается, Гена Медведев, тот самый сосед Гена, из советских подданных, которого на второй день войны увезла черная полицейская машина. Гена был цел и невредим и деловито распоряжался на своем боевом грузовичке, и Лёлька подумала, что это вполне естественно теперь, когда в город пришли его советские…
А парень, что стоял в грузовике рядом с Геной, был чем-то очень похож на Гордиенко… Асановский китель со споротыми петлицами. И волосы, взлохмаченные быстрой ездой. Лёлька смотрела на него и не узнавала, потому, наверное, что прежде всегда видела его в надвинутой на глаза кёвакайке.
Гордиенко это или нет? И если это — он, значит, все у него хорошо, и зря она за него переживала, если он летает по городу в грузовике под красным флагом! Но Гордиенко и Медведев — люди настолько несовместимые, что Лёлька решила: нет, это — не он, конечно!
Читать дальше