Джули Пауэлл: Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту

Но внезапно толпа расступилась, как по волшебству. Сначала я подумала, что вонь от моего костюма достигла своей критической точки, однако настороженные и изумленные взгляды пятившихся людей направлены были вовсе не на меня. Проследив за их взглядами, я увидела, как пьянчужка с копной черных с проседью волос, стриженных на дурдомовский манер, плюхнулась на бетонный пол рядом со мной. Ее вихрастая голова оказалась прямо подо мной, а от осознания нарушенного личного пространства у меня аж щиколотки свело. Пьянчужка что-то свирепо бубнила себе под нос. Толпа пассажиров пятилась от ненормальной, как стадо антилоп от львицы. На образовавшемся пространстве в опасной близости осталась лишь я — то ли как заблудший олененок, то ли как старая уставшая хромоножка, не поспевающая за остальными.

Пьянчужка между тем принялась колотить себя по лбу и выкрикивать: «Сволочи! Паскуды! Чтоб вы передохли!»

Я никак не могла сообразить, что безопаснее — податься назад и слиться с толпой или же замереть на месте. Затаив дыхание, я тупо уставилась на рельсы — старая уловка для тех, кто хочет оставаться незаметным в метро.

Но пьянчужка не унималась: уперевшись двумя руками в бетонный пол, она со всей силы треснулась лбом об пол.

Это оказалось слишком даже для толпы ньюйоркцев, которые давно свыклись с тем, что метро и всякие чокнутые неразделимы, как шоколадка и начинка. Отвратительный стук черепушки о бетон эхом разнесся во влажном воздухе, точно в голове у пьянчужки был особый резонатор, которым она посылала сигналы всем чокнутым в отдаленные концы города. Все вздрогнули и нервно переглянулись. Я ойкнула и отскочила назад. На лбу пьянчужки образовалась черная полоса, совсем как отметина от туфли на двери моего гинеколога, но пьяница продолжала вопить. Подошел поезд, и я, повинуясь всеобщему импульсу, втиснулась в другой вагон, подальше от нее.

В переполненном вагоне я уцепилась рукой за поручень и повисла на нем, как коровья туша на крюке, и тут вдруг осознала, словно некий всемогущий бог горожан шепнул мне на ухо, что мне и самой впору плюхнуться на пол рядом с этой чокнутой, начать биться головой об пол и кричать: «Что б вы все передохли!» — и есть только две причины, по которым я не стала этого делать: первая — как-то неудобно и вторая — не хочется окончательно испоганить свой и без того замызганный винтажный костюм. Врожденная стеснительность и солидный счет из химчистки — лишь это удерживало меня от окончательного безумства!

И тогда я заплакала. Моя слеза упала на страницу «Нью-Йорк пост», которую читал мужчина, сидящий подо мной, тот громко фыркнул и, перевернув страницу, погрузился в спортивную рубрику.

Спустя, как мне показалось, годы, я, наконец, выбралась из подземки и на углу Бэй-Ридж и Четвертой авеню позвонила Эрику из автомата.

— Привет. На ужин что-нибудь купил?

Эрик с шумом втянул воздух через зубы, как делает всегда, когда понимает, что сейчас ему достанется.

— А надо было?

— Ну я же сказала, что задержусь, потому что к врачу иду…

— Да, точно, извини. Я просто не… Хочешь закажем чего-нибудь или?..

— Ничего. Куплю что-нибудь по дороге.

— Обещаю, начну паковаться сразу после «Часа новостей»!

Было почти восемь, и единственным открытым магазином в Бэй-Ридж в этот час оказалась корейская лавка на углу Семнадцатой и Третьей улиц. Вид у меня был тот еще — в жеваном костюме, с потеками туши на лице, я стояла среди кочанов капусты, уставившись к одну точку. Я никак не могла решить, чего же мне хочется. Взяла картошки, пучок лука-порея, сливочное масло. Оглушенная, лишенная силы воли, я покупала продукты, будто следовала списку, составленному кем-то другим. Расплатившись, я вышла из лавки и направилась к остановке, но мой автобус — В69 — отошел прямо передо мной. Следующего жди не раньше чем через полчаса. В тот вечерний час я плелась домой за десять кварталов с целлофановым пакетом, ощетинившимся темно-зелеными перьями лука.

Минут через пятнадцать, когда я проходила мимо католической школы для мальчиков на Шор-роуд, в квартале от нашего дома, до меня дошло, что по чистой случайности я купила все необходимые ингредиенты для потаж пармантье по рецепту Джулии Чайлд.

Когда я была маленькой, папа часто любил рассказывать историю о том, как застукал меня в пятилетнем возрасте на заднем сиденье нашего медно-красного «дацуна» со старым и мятым номером «Атлантик манфли». Эту историю не раз слышали все коллеги из его офиса, друзья, с которыми они с мамой ходили по ресторанам, и все наши родственники, кроме отдельных зацикленных на религии особей, которые не одобряют подобных вещей (имеются в виду не «дацуны», а пятилетние девочки, читающие взрослые журналы).