Фигль-Мигль - В Бога веруем

Здесь мы можем вспомнить и рассказать вам, что Калигула (о чем сообщает Светоний) рассыпал огромные кучи золотых монет по полу и ходил босыми ногами или подолгу катался по ним всем телом, по монетам блестящим и звонким, как ангельские голоса. Можем сообщить (какая ерунда) характеристики монеты 50 центов евро: диаметр 24,25 мм, толщина 1,88 мм, вес 7,8 г; цвет желтый, состав — сплав медь-алюминий-цинк-олово; гурт крупноребристый. Но у Евгения-то бумажные кучи? Да, да, именно, бумажные. И эти кучи все растут? Они растут, он лежит, и в голове его стучит та простая мысль, что он никому не нужен, и эти деньги тоже никому не нужны, даже прислуге, чей веник давно устал и забыл сюда дорогу. Прислуга выметала баксы веником? А чем еще, пылесос же забивается мгновенно, сами проверьте.

Он лежит.

Покачиваясь в гамаке, в гамаке… сонно смежая веки… лениво открывая глаза… великолепным зевком показывая солнцу зубы (стоматологический зевок, но добровольный)… Господь с вами, какой еще гамак?

В точности такой, как мысли Евгения. Евгений не выучился думать словами, никогда ему не принадлежавшими, так что теперь не он думает, а мысль баюкает его, раскачивает широким движением. То он качнется внутри мира, то мир — вокруг него. Он лежит, завернувшись в свои спутанные страшные волосы, завернувшись в баксы, баксы застревают колтунами в длинных прядях, они словно листья, пустившие корни. Мышки и птицы, разузнав дорогу, могут свить себе в этом месиве волос и бумаги потайные гнезда, им всегда будет тепло и спокойно, пусть только держатся крепче во время путешествия к горшку. А вошки? Вошки, дорогой друг, не берутся невесть откуда, даже если вы не моете голову. А что мышки и птицы будут есть? Будут, разумеется, воровать в кладовых. Здесь есть кладовые? Что ж, идем, сами увидите. Заодно кое с кем поздороваемся. Как бы нам не заблудиться.

Где мы сейчас? Значит, так, шевелите своим воображением. Это роскошная, мрачная, не предназначенная для жизни комната, даже не комната, а апартамент, а еще лучше — зало. Ковры, хрусталь, дизайн, артефакты. В углу стоит сундук, в сундуке лежит Евгений, от него волнами расходится зеленая куча. Это тупик, последний закуток, точка в конце анфилады. Нам — в ту единственную дверь. Ее еще не запирают, но, скажем вам по секрету, время близко — запрут.

В путь, в путь, чередой интерьеров. Вот роскошь и ясный блеск, сумрачная нега, пылающие картины стен, пылающие закатом окна, отраженные зеркалами цветы, музыкальные инструменты, книги, красное дерево, серебро, фарфор, бронза (куда без них), часы, оружие, лютня на столике, арабский дворик. Вау, это дворец! Нет, это не дворец. Это б. здание Синода и Сената, б. Государственный исторический архив. Хотите, подойдем к окошку, вид неплохой. Спасибо, ноги не идут… Значит, вот оно как? А как же мы? Как же город?

Вы забываете, что город жрал чипсы, когда Архив выбрасывали в Неву. Здравствуйте, Мадам, с новосельем. Как вы тут устроились? С коммуникациями нет проблем? А с привидениями?

Она приветливо смотрит сквозь нас. Что вы видите на этом лице? Пресыщение силой, властью, жизнью и всеми ее благами? Вовсе нет; это лицо льда, лед не знает пресыщения. Веками он терпеливо ждет своего часа, сжавшись в комок арктической пустыни, а потом ползет, убивая динозавров, покрывая собою все. Ему не тесно в стакане мартини и для него невелика Вселенная. Эта женщина в состоянии предложить нам выпить, прежде чем прикажет вышвырнуть нас вон. Мы не экскурсия, Мадам, не экскурсия! Мы принесли весточку от прошлого.

В 303 году, через семь лет после эдикта о манихеях, на двадцать первом году своего царствования, Диоклетиан добровольно отрекся от власти. Все собирался, собирался — а тут состарился, приболел, да и отрекся. И прожил после этого еще восемь или девять лет как частное лицо. (Случай в истории беспримерный.) Уехал на родину в Далмацию, занялся садоводством и огородничеством. (“Если бы я мог показать тебе эту капусту, ты не стал бы меня упрашивать гоняться за властью”, написал он человеку, умолявшему его вернуться.) Идиллия, может быть, отравленная: Гиббон что-то очень глухо говорит о несчастной судьбе его жены и дочери. Ходили слухи, что и сам он покончил с собой.

Чего там с женой и дочерью? Не знаем; знаем только британскую легенду, по которой Гог и Магог — великаны, единственные уцелевшие потомки нечестивых дочерей Диоклетиана. Ага, так дочерей несколько, Гог и Магог… что-то знакомое. Кто они на самом деле? На самом деле это дивие звери (или народы), загнанные Александром Македонским в непроходимые пропасти и горы. Они доселе живы и трепещут Александра, а выйдут из гор перед самою кончиною света, в последние времена. Мммммм… Да, кстати, что насчет нашего-то вождя? Что через семь лет будет с нашим вождем тире государем? А вы хотите, чтобы что с ним было? Ну, пусть будет. Тогда будет. Нет, вы не поняли: пусть живет, а так, как сейчас, не надо. Тогда, значит, не надо. Вы все шутите; уж неужто как мы захотим, так и сделается? А неужто же нет?