Розамунда Пилчер - Возвращение домой.Том 2.

— Чего это ты стоишь как вкопанная, уставясь в одну точку?

Филлис. В переднике, со шваброй и совком в руках. Спустившись до середины лестницы, она заметила Джудит и остановилась озадаченная.

— У тебя такая физиономия, что не дай Бог наткнуться темной ночью. — Она спустилась вниз. — Кто-то звонил?

— Да, миссис Кэри-Льюис.

— И что она сказала?

— Да ничего особенного. — Для вящей убедительности Джудит изобразила жизнерадостную улыбку. — Приглашает меня в среду на ужин.

Филлис этого явно было мало, и Джудит добавила:

— Джереми Уэллс вернулся.

— Джереми? — Филлис разинула рот от радости. — Джереми Уэллс? Так это же замечательно! В отпуск приехал, да?

— Нет. То есть да. Возвращается насовсем.

— Серьезно? Подумать только! Вот так новость, всем новостям новость. А почему у тебя страдальческое лицо? Ты что, сохнешь по нему?

— О, Филлис!..

— Ну, что Филлис? Почему бы нет? Он прекрасный человек. Всегда был тебе добрым другом, с того самого дня, как вы встретились в поезде. А когда погиб Эдвард Кэри-Льюис, он один остался тверд как скала, все только за него и держались.

— Я знаю, Филлис.

— Он всегда был в тебя влюблен. Каждому дураку было видно. Да и пора тебе привести в дом мужчину. Смехота, ей-богу, окопалась тут, устроила бабье царство. Так и думаешь всю жизнь просидеть?

Это было последней каплей, Джудит взорвалась.

— Ты же совсем ничего не знаешь!

— О чем?

— Ни о чем. Мне нужно делать рождественский пудинг.

С этими словами Джудит развернулась и зашагала по коридору обратно на кухню. Но от Филлис не так-то легко было отделаться.

— Мы еще не закончили…

— Филлис, в конце концов это не твое дело.

— И очень жаль, что не мое. Кто-то должен вправить тебе мозги, если ты бледнеешь при одном имени Джереми. — Она убрала совок со шваброй в шкаф и возобновила атаку: — Вы что, поругались?

— Вы все будто сговорились. Нет, мы не ругались.

— Тогда что?

Сопротивление было бесполезно.

— Молчание… Непонимание… Не знаю. Я знаю только одно — три с половиной года я не видела его и не получала от него вестей.

— То была война. Теперь она кончилась.

Джудит промолчала.

— Послушай, ты что делаешь — пудинг или кашу для собаки? Ну-ка, дай я попробую…

Не без охоты Джудит уступила ей миску и деревянную ложку.

— По-моему, суховато, не вбить ли еще яйцо?

Для пробы Филлис поводила ложкой в миске. Джудит села на край стола, наблюдая за ней.

— Что ты наденешь? — Даже и не думала.

— Так подумай. Что-нибудь яркое. Ты такая очаровательная стала, а с макияжем — настоящая кинозвезда! Нам нужно сразить его наповал.

— Нет, Филлис. Не думаю, что мне это нужно.

— Ну, как хочешь! Упрямься и отмалчивайся сколько влезет. Но я тебе одно скажу. Что было, то прошло и быльем поросло. Глупо лелеять в себе старые обиды. — Филлис вбила второе яйцо и яростно заработала ложкой, как будто во всем виноват был пудинг. — Упрямишься себе во вред.

Отвечать на это было, в общем, нечего, но у Джудит осталось неприятное чувство, что Филлис, возможно, права.

Руперт Райкрофт, отставной майор гвардейских драгун, вышел из «Хэрродз», пересек тротуар и остановился, раздумывая, куда направиться теперь. Была половина первого, обеденное время, декабрьский день выдался холодный, с резким сырым ветром, хотя дождя, к счастью, не было. Почти все утро отняла у него встреча в Вестминстере, потом он заскочил в «Хэрродз». Остаток дня был в его распоряжении. Можно было поймать такси, доехать до Паддингтона и вернуться на поезде в Челтнем, где на привокзальной стоянке он оставил свою машину. Или же сначала пообедать в клубе, а уж потом отправиться на вокзал. Он почувствовал, что проголодался, и остановился на втором варианте.

Народу на улице — тьма: служащие, молодежь в военной форме, солидные джентльмены с портфелями, просто горожане, делающие покупки к Рождеству; толпы людей валили из метро, высыпались из полных автобусов. Явственно ощущалась нехватка такси. Руперт с радостью сел бы на автобус № 22 и доехал до Пикадилли — несмотря на свое происхождение и богатство, он не был снобом, но залезть в треклятое средство общественного транспорта, а уж тем более вылезти из него в конце пути — с его ногой это было исключено. Короче, оставалось ловить такси.

Он стоял и ждал, высокий, представительный мужчина в толстом темно-синем пальто, котелке и кожаных перчатках. В руке у него был не традиционный зонтик, а трость, ставшая для него как бы третьей ногой, без которой ему до сих пор было трудновато передвигаться. Особую трудность представляли лестницы и ступеньки. В другой руке он держал темно-зеленый пакет из «Хэрродз», в котором лежали бутылка хереса, коробка сигар и шелковая косынка — подарок жене. В других магазинах Руперт всегда как-то терялся, чувствовал себя неловко и униженно, но делать покупки в «Хэрродз» было для него удовольствием — все равно что тратить деньги в элитарном мужском клубе, где все тебе знакомо.