Сергей Смирнов - Изгой и бумажная ёлка

* * *

Витя вышел из палаты и спустился вниз. Там, в большом холле первого этажа, было полутемно: настольная лампа горела в дальнем углу, на столе медсестры. А в центре холла на больничной тумбочке стоял маленький телевизор. Его даже не было видно из-за множества голов. Больные тесно сгрудились вокруг, заглядывали поверх голов. Забинтованные руки, ноги, костыли, перемазанные зелёнкой лица...

Витя остановился. Видеть совсем уж малюсенький экран он не мог, зато хорошо слышал: по телевизору шел фильм про войну, но артисты говорили по-казахски, и было совсем ничего не понятно. Зрители тоже ничего не понимали, — казахов в больнице не было. Зато все засмеялись, когда кто-то с экрана сказал:

— У, каскыр! — и раздалась автоматная очередь, короткая, сухая: стреляли немцы. И ругались по-казахски.

Кто-то тронул Витю за плечо.

— Эй, сосед! Садись ко мне колени!

Это был старик со сломанной ногой, из одной палаты с Витей. Костыли он поставил рядом с собой, на краешек лавки. Витя не хотел садиться на колени — не маленький же. Да и от старика вечно воняло какой-то дрянью. То ли лекарством, то ли болезнью. Витя поёжился, но отказаться было неудобно. Нечаянно зацепил ногами костыли, и они с грохотом попадали на пол. Больные возмущенно заоглядывались: лица у них были синеватыми от света невидимого телеэкрана.

— Потише там! — сказал кто-то.

— Да ты по-казахски всё равно не понимаешь, — громко и добродушно ответил старик, подхватывая Витю и усаживая на колени.

Теперь Вите была видна часть экрана. Он увидел танк, мчавшийся прямо на пушку, из которой стреляли фашисты. Фашисты испугались и никак не могли попасть в танк, а потом побежали в разные стороны, а танк, наш замечательно красивый «Т-34», подмял пушку, поутюжил окоп и остановился. Откинулся люк, над ним появилось чумазое улыбающееся лицо в танкистском шлеме. Человек высунулся еще больше и тогда Витя увидел, что танкист одет в странную полосатую робу, вроде больничной пижамы. Странный танкист огляделся, улыбнулся ослепительно белыми — на фоне закопченного лица — зубами. Потом озабоченно глянул внутрь. Из люка появилась вторая голова — в странной полосатой шапочке, похожей на бескозырку без ленточек.

— Солярка бермес! — сказал он.

— Тьфу, тэнтеклар! — ответил танкист, снял шлем, который назвал «тумак» и длинно выругался по-русски. Здесь перевода, видимо, не требовалось.

Витя вообще мало понимал по-казахски: у них в городке казахов почти не было, только продавцы да некоторые милиционеры. И даже в школе казахский язык изучали только с пятого или четвертого класса. Витя знал, как вежливо поздороваться — «Саламат сиз ба», и как попросить в магазине белого хлеба — «Ак нан барма?». Ну, и еще несколько слов — по магазинным вывескам. Например, «Китаплар». Это значило «Книги».

Витя завозился. Сидеть ему было неудобно, вытягивать шею — тоже: он боялся загородить старику экран своей заклеенной головой. Старик понял его по-своему:

— Что, ни бельмеса? — громким шепотом сказал он Вите. На Витю пахнуло жутким табачным перегаром. — А тут, понимаешь, немцы в концлагере решили наш танк испытать. Выбрали трех танкистов из заключенных, посадили в танк и стали расстреливать из пушек. А снаряды отскакивают. Броня, значит, крепкая такая. Ну, вот наши и сбежали...

На старика опять зашикали. Витя сказал:

— Я п-п-п...

Он хотел сказать: «Я пойду». Не договорил, залился краской, — даже слеза выступила, — и торопливо слез с колен. По пути, как назло, снова зацепил костыли, и они загремели почти оглушительно.

Витя опрометью бросился из холла к лестнице.

* * *

В палате было бело и пусто. Только огромное красное яблоко по-прежнему светилось на поцарапанной тумбочке. Витя поскорее отвернулся от яблока, сел на кровать, такую огромную, что ноги не доставали до пола. Он глядел в черное окно, но взгляд сам собой натыкался на яблоко. Над кроватью тихо бубнило радио. Сначала — по-казахски, потом — по-русски: «Странная война снова происходит в Катанге — этой самой богатой провинции Конго. Ставленник английских и бельгийских колонизаторов Чомбе ввиду ввода в Катангу войск ООН, еще в прошлом году был вынужден бежать вместе со своими приспешниками. Ничто не мешало войскам ООН очистить всю провинцию от банд Чомбе, но под нажимом английских и французских империалистов военные операции были приостановлены. Обнаглевший от безнаказанности Чомбе...».

Витя судорожно вздохнул.

В больнице бывал «тихий час», когда даже радио замолкало, и не разрешали даже вставать с кровати. А Витя не мог спать днем. Он лежал и долго, мучительно ждал, когда же по радио, наконец, начнется бодрая комсомольская передача и заиграет заставка. Это значило: пять часов, «тихий час» закончился. Это был миг, почти равный счастью. Просто Витя, конечно, не знал, что «почти» — это и есть счастье.