И я поднесла кисть к холсту. Провела тонкую, легкую линию вдоль одной пряди моих волос на портрете. Потом подкрасила одну прядку у Греты. Отступила на пару шагов, чтобы посмотреть, что получилось, — как всегда поступают художники. Наклонила голову набок, как непременно делал Финн, когда оценивал свою работу. Мне не хотелось, чтобы мои художества были слишком заметны. Я знала, как легко можно увлечься и переборщить. Я опять окунула кисточку в краску и попыталась представить, что Финн ведет мою руку, легонько касаясь ее и направляя. Кончик кисти медленно заскользил вниз, оттеняя позолотой прядь моих нарисованных волос — волос, созданных Финном. Насколько внимательно Финн смотрел на меня настоящую, создавая другую меня? Что он видел? Замечал ли он, что, приезжая к нему, я всегда красила губы ярко-розовым блеском? И как я рассматривала его босые ноги, пока он работал за мольбертом? Знал ли он, что творится у меня в душе? Мне хотелось бы думать, что нет. Мне хотелось бы думать, что я все же смогла это скрыть.
Я оттенила еще несколько своих прядей, потом — еще несколько прядей Греты. Вновь отступила на пару шагов. Я хотела добиться чего-то похожего на крылья ангелов с позолоченных миниатюр из старинных рукописных книг, хранившихся в «Клойстерсе». Я не пыталась скопировать те узоры, потому что у нас с Гретой не было крыльев, а были всего лишь обыкновенные волосы. Но мне хотелось добавить картине сияния. Хотелось, чтобы она излучала свет. Чтобы краски звучали, как песня о Финне. И о том, как сильно я его любила. Я хотела того же, чего хотел Тоби, когда рисовал свои пуговицы.
Я закрыла пузырек с краской, плотно завинтив крышку, завернула кисточку в лист бумаги и убрала все обратно в рюкзак. Теперь мы все были на этом портрете. Все трое. Грета, Тоби и я.
И еще волк. Убирая портрет в металлическую коробку, я разглядела его краем глаза. Волк никуда не исчез. Он по-прежнему здесь. Затаился в тени негативного пространства.
— А в чем ты пойдешь?
Я оглядела себя.
— Э… В бордовой юбке и сером свитере.
— Да нет, бестолочь. На вечеринку. В субботу.
— Не знаю. А что?
— Бен спрашивал, будешь ли ты в субботу.
Я закатила глаза.
Мы стояли на улице, ждали школьный автобус, который изрядно опаздывал. Грета выглядела усталой. В тот день она не накрасилась и даже толком не причесалась, просто собрала волосы в узел и кое-как заколола на затылке. Несколько дней назад у нее порвалась лямка рюкзака, с которым она обычно ходила в школу, и ей пришлось взять свою старую «детскую» сумку со Снупи и Вудстоком.
— А почему ты решила, что мне вообще интересен Бен Деллахант? Я его едва знаю.
Грета тяжело вздохнула:
— Ты безнадежна.
— Нисколько.
Она надула губы, уперла руки в бока и уставилась на меня.
— Может быть, я пытаюсь тебе помочь. Это тебе в голову не приходило?
— Нет.
Я заметила странное выражение, промелькнувшее в глазах Греты. Как будто она хотела что-то сказать, но не смогла.
— Ладно, как хочешь, Джун. Как. Хочешь. Ты… ты…
— Что?
— Ничего.
— Может, тебе самой стоит подумать о том, что надеть на вечеринку, — сказала я. — Ты, может быть, тоже выглядишь не очень-то.
Грета резко обернулась и прожгла меня убийственным взглядом.
— Я знаю, что тебя не было на репетиции в понедельник. Ты нас обманула, Джун! Наврала маме и мне! Думаешь, что никто никогда не узнает, куда ты ходишь? Ты правда считаешь, что твою страшную тайну никто никогда не раскроет?
Она буквально кричала на меня. Прямо на улице. Это было так неожиданно, так непонятно. Словно рядом взорвалась бомба. Я испуганно замерла. А потом Грета резко умолкла, повернулась ко мне спиной, отошла от меня и встала с другой стороны клена. Она прислонилась спиной к стволу, так что мне было ее не видно. Я видела только носок ее ботинка, раздраженно стучащий по земле. Мы прождали автобус еще минут пять, и все это время я смотрела, как Грета стучит ботинком по земле, словно передавая какое-то сообщение азбукой Морзе.
В тот вечер родители вернулись с работы пораньше. Грета сказала, что репетиции не будет, и мама с папой решили, что, раз такой случай, было бы здорово устроить настоящий семейный ужин. Хорошо, что в тот день я тоже была дома и не поехала в город. Я иногда забываю, как сильно скучаю по маме с папой в этот их затяжной период подачи налоговых деклараций. И только когда происходит «воссоединение семьи», я вспоминаю, как это здорово, когда родители дома и мы что-то делаем вместе. Если я ужинаю одна, то просто плюхаю в миску порцию мясного рагу из мультиварки, а когда мама дома, она жарит чесночный хлеб, делает салат и кладет каждому в тарелку сметану. И это уже больше похоже на настоящую еду, а не на тупую кормежку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу