Мариан Фредрикссон - Анна, Ханна и Юханна

— Добро пожаловать! — крикнула в ответ Анна, которая от изумления едва не лишилась дара речи.

— Я же забыла спросить, как продвигаются твои дела с книгой, — сказала она, когда Рикард вернулся. — Это ужасно, что я стала такой странной.

— Теперь с этим покончено, Анна. Кстати, мне потребуется твоя помощь в компоновке и в… языке. Я хочу сделать нечто, отличающееся от сборника репортажей. Но об этом мы поговорим утром.

«Хорошо, что моя рукопись готова, — подумала Анна, когда Рикард заснул. — Но как я могла забыть, что во время командировки в Лондон Рикард писал книгу об этом городе?»

Вместе с Софи Рислюн.

Засыпая, она поняла, что ревновала его именно к ней, к известному фотографу. Паранойя. «Это самый точный диагноз для тебя, Анна», — подумала она и уснула.

— Она похожа на ворону, — сказал Рикард за утренним кофе.

Анна занималась наведением порядка, как всегда, когда нервничала.

— Я приготовила папину комнату. Постелила там для нее и убрала свои бумаги. Так что вы можете использовать для работы рабочий стол. Съезди в магазин у рыбацкой церкви и купи свежее тюрбо.

— Хорошо.

Софи была совсем не похожа на ворону, скорее на ворона. Маленькие проницательные глазки, изучающие и оценивающие. На лице резкие морщины, седые пряди в иссиня-черных волосах.

— Ты совсем не похожа на себя на фотографиях Рикарда, — сказала она. — Я сделаю новые.

— Берегись, — съязвил он. — Рекорд торопливости Софи, когда она делает портреты, — четыре часа.

— Но я все же соглашусь, — сказала Анна. — Я хочу знать, как я выгляжу на самом деле.

— Ты выглядишь собой, — сказала фотограф. — Вообще этим интересуются только тогда, когда становится грустно.

Последовал долгий поздний завтрак, после которого Софи сказала, что хочет отдохнуть.

— Еще бы, — насмешливо напутствовал ее Рикард, — скакала всю ночь неизвестно где.

Обычно Анна плохо понимала журналистский сленг и грубоватый репортерский юмор. Но сегодня он ее нисколько не смущал, и она рассмеялась вместе с гостьей.

Днем Софи распаковала свои фотографии. Рикард присвистнул от восхищения и простонал:

— Кто вообще возьмется писать тексты к таким снимкам?

Анна обошла вокруг стола, чтобы посмотреть фотографии, и Рикард с Софи не сразу заметили, как она побледнела и сосредоточилась.

Вот человек, который знает, подумала она. Софи задерживается на деталях, на мелочах, которые могут сказать все.

— Что случилось, Анна?

Не ответив на вопрос, она повернулась к Софи и прошептала:

— Ты всегда это понимала?

— Думаю, да.

— А я только недавно этому научилась. За три недели, что нахожусь здесь.

— Это хорошо, Анна. Ты этого уже не забудешь. Знаешь, кто увидел один раз…

— Я понимаю.

После долгого молчания Рикард сказал, что понимает, что такому простому человеку, как он, трудно понять подобные вопросы.

— Согласна, — ответила Софи, и Анна присоединилась к ее смеху.

— Женские штучки, — сказал Рикард, и Анна решила, по своему обыкновению, утешить мужа.

— Я тебе все объясню позже, Рикард.

— Он весь внимание, — сказала Софи, и Анна покраснела.

Софи уехала в тот же вечер в свое захламленное, как она выразилась, ателье в Стокгольме. «Увидимся», — сказала она, и Анна нисколько не усомнилась в том, что эти двое непременно увидятся.

В понедельник они, как и договаривались, встретились в банке с Руне и Ингеборг.

Во вторник из Стокгольма приехали дети. Они вместе осмотрели дом и окончательно привели его в порядок. Малин забрала себе письменный стол и два кресла, Мария, которой вечно было некуда ставить книги, отнесла в машину книжную полку. Обе взяли, кроме того, часть старого фарфора, а Рикард инструменты из подвала.

— А ты, мама? Ты ничего не возьмешь?

— Возьму — вермланский диван с чердака.

— Господи!

— Муки сентиментальности?

— Можно сказать и так.

В среду к вечеру все было готово. Утром в четверг должны были прийти Руне и Ингеборг за ключами. Потом нагруженные машины поедут по сороковому шоссе на восток, а потом по Е-4 на север.

Долгая дорога домой, подумала Анна. После легкого обеда, состоявшего из холодного мяса и лосося, Анна сказала:

— Теперь слушайте меня, все. Я расскажу вам одну сказку.

Глаза внучек загорелись, они любили бабушкины сказки. Малин передернула плечами и поморщилась:

— Я не выношу, когда ты становишься сентиментальной, мама.

— Ладно, садитесь смирно и слушайте, — не обратив внимания на язвительное замечание, сказала Анна.