Мария Амор - Пальмы в долине Иордана

— Нет уж, я ждать не буду! — заявляет она. — Потом будет еще один ребенок, — да и кто его знает, состоится ли этот второй раз!

Опасение это имеет под собой все основания, поскольку многие несправедливости слепой жеребьевки тем или иным способом исправлены, и в первом потоке едут все ветераны, все заслуженные, все достойные, и все “свои”… Второй заход при этом как-то теряет смысл.

Как сплотила поездка участников! По возвращении туристы наперебой описывают красоты средиземноморского острова, его песчаные пляжи, живописные селения, кедровые леса, раскопки, а подробнее всего — дивные сокровищницы в ангарах ларнакских дьюти фри. Лишь мелкие, завистливые душонки способны не в полной мере радоваться за путешественников, ревниво сравнивающих свои приобретения. Я с огорчением обнаружила, что могу причислить себя к таковым: мне полегчало после того, как оказалось, что салфеточки и кофточки из кипрских кружев далеко не так прекрасны, как гласила легенда.

Но спокойствие и покорность не вернулись ко мне. Все сильнее хочется увидеть что-то другое, новое, изменить свою жизнь. С каждым днем растет нетерпение и тоска. Надоело три раза в день ходить все в ту же столовую, не хочется больше жить в маленьком, замкнутом мирке Гадота.

— Рони, давай вернемся в Иерусалим!

— Все, чтобы я этого даже не слышал!

Чем больше я настаиваю, тем больше Рони злится. Он начал работать с трудновоспитуемыми подростками в городках развития, увлечен идеей перековки своих хулиганов, и мои неуправляемые прихоти угрожают его спокойствию и далеко идущим планам. Эти упаднические настроения представляются ему если не предательством, то, во всяком случае, непростительной слабостью и вздором.

— Ты можешь идти на все четыре стороны, я никуда отсюда не двинусь! Ты знала, что я собираюсь жить в кибуце! Если не была готова, зачем выходила замуж?

Я молчу, потому что уже и сама не знаю, зачем мне это потребовалось… Все яснее, что тот фейерверк отсверкал окончательно. Все чаще я провожу вечера с подругой. Но Хен собирается покинуть Гадот осенью, она поступила в колледж, где будет учиться на профессионального гида.

— Саша, ты тоже должна идти учиться. Здесь пропадешь. Кибуц — самое отсталое общество в Израиле после Меа-Шеарим!

— Наоборот, самое прогрессивное! Здесь все равны, каждый делает, что может, и получает все, что ему нужно.

— Это только в материальном исчислении, и то не всегда. Что же касается настоящего дела, престижа, возможностей учебы, свободы выбора — и здесь все решается не одними способностями! У женщин в кибуцах нет практически никаких перспектив. Либо загорать на кухне, либо ковыряться с детьми.

Тем не менее, я возражаю:

— Они сами не хотят работать в поле или в коровнике. Поверь мне, Хен, я пробовала. С детьми — куда легче.

— Хорошенький у нас выбор — либо коровы, либо младенцы! Предел карьеры кибуцницы — это учительница. У нас даже своей медсестры, и той не оказалось, пришлось городскую нанимать! А как насчет экономистов, врачей, адвокатов, профессоров?

— Хен, тебя послушать, так нам срочно нужны когорты дирижеров! Гадот сельскохозяйственное поселение, зачем нам все эти специальности?

— Какая тебе разница, что нужно Гадоту? Ты думай, что нужно тебе. Этому обществу женщины нужны только как няньки.

— Насильно здесь не держат, и недовольных нет. Женщин вполне устраивает, что не приходится после работы, как городским, готовить, стирать, бегать по магазинам, развозить детей на кружки…

— Правильно, в свободное время они лепят уродливые керамические горшки или загорают в бассейне!

— Не все. Есть люди, которые интересуются Пуническими войнами! Многие на самом деле воплощают собой кибуцный идеал, являясь настоящими образованными тружениками!

— Ну да. В городе они стали бы учеными, профессорами, а здесь — им дозволено “интересоваться”, после того, как подоят коров.

— Все не могут быть профессорами.

— Все не могут, а ты можешь!

Это Хен введена в заблуждение моей эрудицией. Я-то знаю, что впечатление это ложное, и самое время открыть ей глаза на истинное положение дел в моем образовательном цензе, но я не успеваю, потому что она продолжает:

— В городе жизнь заставляет женщин получить образование, приобрести профессию, делать карьеру, а здесь — ничего не надо!

Я молчу, мне стыдно признаться, что это как раз то, что я так ценила в кибуце. Но я не хочу превратиться в Браху. И мне бы хотелось когда-нибудь послушать лекции Правера — автора моих любимых исторических фолиантов. На суперобложке говорится, что он профессор Иерусалимского университета.