Ради нового начинания она готова рискнуть собой. В течение рабочей недели мы обе гладим мятое, штопаем порванное и складываем чистые вещи в личные ячейки товарищей. А между глажкой и штопкой я крою и сметываю для своей начальницы белое платье в черный горошек, с черной оторочкой по подолу.
В пятничный вечер Браха гордо выступает, обтянутая гороховым ситцем. После выходных она приводит свою подругу — Яэль, которой тоже требуется приодеться, желательно в сарафан в ярко-оранжевых тонах…
Рони выбрал работу в коровнике и затеял кружок бриджа, я чувствую, что мне тоже нужно завести хобби, я больше не хочу постоянно ждать его. Я буду учиться ездить верхом. Главный лошадник Эран посадил меня на кроткую кобылку с именем героини арабского фильма — Мона, — и терпеливо учит седлать ее, привставать в стременах и удерживаться на лошади в галопе. За это я обязалась давать Моне корм, чистить и водить на пастбище. Несколько раз в день я навещаю конюшню, не могу налюбоваться новой подопечной. В Гадот несколько страстных лошадников. Один из них — Адам, красивый смуглый парень с длинными черными волосами до пояса, похожий на голливудского индейца, даже пришел в кибуц из-за собственного коня, потому что здесь удобнее его содержать. Адам проводил со своим любимцем каждую свободную минуту, не замечая взглядов гадотских невест, но в какой-то момент рядом с ним оказалась такая же стройная, черноволосая и красивая Яфит.
По соседству с нами живет Ахава со своим мужем Хаимом и их двумя детьми. Совместное их проживание с собственным потомством является фактом исключительным, если не возмутительным. Хаим, сын кибуца, привел Ахаву из города, еще не подозревая, что когда она родит сына и младенцу исполнится четыре недели, Ахава наотрез откажется сдавать его в общую детскую на ночь. Хаим в этой ситуации позорно спасовал и заявил, что поддерживает жену. Руководство не спешило применять крутые меры.
— Молодая, ей непривычно, со временем надоест, еще рада будет по вечерам освободиться… — говорили старожилы.
Но Ахава оказалась с большими странностями: родила второго сына, и его тоже стала укладывать в собственной комнате. Общественность не знала, как реагировать на ее чудачества. С одной стороны — опасный прецедент. Если каждый будет делать со своими детьми, что хочет, то развалится вся система воспитания, вся социальная жизнь кибуца. А с другой, — при попустительстве Хаима не ясно, какие меры воздействия можно применить. Ахава и Хаим — оба — полноправные члены общины, его родители — уважаемые основатели хозяйства, пережившие вместе с остальными самые тяжкие сирийские обстрелы, да и времена уже не те, чтобы выгонять за страстную материнскую привязанность к своим чадам. На упрямицу не влияют ни беседы с психологами, ни с руководством. Решено избрать средний путь — не наказывать, но и не поощрять, то есть — не выделять большей квартиры и надеяться, что Ахава ограничится двумя детьми, а зараза ее дурного примера не поползет дальше…
— И как там поживает твоя соседка? — выясняет у меня Браха, орудуя утюгом.
— По-моему, нормально. Она мало с кем общается. После работы приносит детей из яселек, играет с ними на траве… Вечером вместе с Хаимом укладывают малышей…
— Несчастные крохи! — вздохнула Браха. — Подумать только! У нас это было самое лучшее время — после того, как родители уходили! Начиналась настоящая жизнь! Небось, чувствуют себя обделенными.
— Особо несчастными они не выглядят, — честно признаю я.
— Маленькие еще, не осознают свое особое положение! Спрашивается, зачем в кибуц пришла, если ей наши порядки не нравятся?
— Хаима полюбила? — предполагаю я самое худшее, со свойственным мне романтизмом.
— Ну да, — пренебрежительно отмахнулась Браха. — Экое сокровище! Я с этим Хаимом весь детский сад на одном горшке просидела! Одно достоинство — подкаблучник!
— В конце концов, кому это мешает?
— Попомни мое слово — такие, как эта Ахава, подтачивают самые принципы нашей общинной жизни — дружбу, сплоченность, общение, взаимозависимость, взаимопомощь! Сначала детей в собственной комнате растить возьмутся, потом сами ужин начнут готовить, каждый по вечерам у себя дома, со своим хозяйством, и чем мы от города отличаться будем?
— Ахава говорит, что уже есть кибуцы, где все дети у родителей спят…
— Вот-вот, — вздохнула Браха. — Все рушится, куда идем? Из-за таких сумасшедших, как эта Ахава. Что с нами будет? И чего плохо было? Вся армия на наших детях, выращенных в общих спальнях, стоит! Так нет, нашлась, понимаешь, хочет показать, что она одна своих детей любит! Слава Богу, я хоть успела четверых вырастить…
Читать дальше