Так что я тут уже лыжи намылила, три месяца бегала в салон красоты, а еще полгода спортом, прикинь, это я-то! Похудела на десять кило, башку покрасила улетно. Ну, еще бы, мне ж нужно в ту неделю оторваться от души. И оторвусь.
Ты напиши, че у тебя нового. Замуж не вышла? А то Петруша без избранных тоскует небось, а тут ты, хохо, вот я, твоя аутернум вирджинити. Шучу нафиг он тебе. Старый. Нам, Инкин, уже нужны малолетки, с ними весело, и не лезут воспитывать. Им надо трахнуться, а нам — оторваться. Гармония, блин! Я тебе кину адрес, и мой местный телефон, как приеду. И жду, жду! Вместе завеемся, на этот, на рейв, да? Где танцы всю ночь.
Чмоки.
Твой Ушастый Виолкин»
* * *
Вечер над долиной Солнца встал тихий и совершенно безветренный. Комары очень обрадовались и поэтому Димка, потный и взъерошенный, призвал к себе Васечку и скомандовал. Васечка кивнул и вместе с Олей они шустро натыкали вокруг песчаного танцпола длинных жердей, с фонариками и травяными спиралями. Дымки поднимались вверх тонкими струйками, и от них весело першило в горле.
Инга взяла у Сережи початую бутылку минералки, присосалась, жадно хлебая и стеная от удовольствия.
— Лопнешь, — сказал Горчик.
Но уже грянула музыка, замелькали огни, зачертили песок и растрепанные головы цветные линии лазерных вееров.
— Что? — закричала она, смеясь.
— Ничего! — Сережа обхватил ее сзади, укладывая подбородок на плечо, фыркнул, отплевываясь от волос, — слушай уже!
— Да!
Толпа на песке ритмично двигалась, в такт подымая руки и запрокидывая цветные смеющиеся лица. На большом экране медленно сменялись кадры. Инга знала их все.
Пологие ковыли, приминаемые сильным ветром.
Железная пчела-плотник с прозрачными черными крыльями на скипетре желтого коровяка.
Облака над широкой степью, подкрашенные вином заката.
Шары перекати-поля, летящие по коротким стеблям полыни.
Прозрачная вода — с обрыва, полная морских трав и сбоку — рыбацкие сети, растянутые меж ставниками.
И вдруг. Она засмеялась, крепче прижимая к себе Сережины руки.
Стела с Морским воином и его Волной, и под ногами Ивана — россыпь степных цветов.
Старый Гордей с сетью на жилистых коленях, коричневых в яростном белом солнце.
И… Она обернулась поцеловать парадно выбритую щеку за своим ухом — под нависающей травой обрыва — расчищенная плоскость желтого камня. На ней — в прыжке, в обороте, большая смеющаяся губастым ртом рыба, с искрами по тугой чешуе.
— Похожа! — снова удивилась она, целуя и крича ему это, — как ты так? Смешная и — похожа.
— Рыба-Инга, — согласился Сережа, качаясь в такт ее движениям. А она покачивалась и притопывала, послушно следуя движениям черных тонких силуэтов, на возвышении перед экраном. Девочки ритмично изгибались, поднимали и опускали руки. Вдруг вскрикивали гортанно, и смеялись, когда толпа радостно ревела в ответ.
Чуть сбоку, за диджейским пультом колдовал Димка. Манерно вздымал угловатые руки, и, откидывая голову, ни дать ни взять дирижер перед симфоническим оркестром, опускал их на очередной диск. Снизу подбежал кто-то, крича неслышное. Димка, пригнувшись, выслушал, развел руками, мол, я везде нужен. Махнул в толпу и спустился, уступая место широкоплечей быстрой фигуре.
— О-о! — заорала Инга, — О-оум! — ум-ум!
— О-о-о! — подхватила толпа, — О-ум, О-оум!
Олега раскланялся и, не медля, приступил.
— Важничает! Хуже чем Димка, — смеялась Инга, а Сережа переспрашивал, тоже смеясь.
Станцевав еще одну песню, с подиума спрыгнула Нюха, сверкая и блестя, пробилась через танцующих.
— Ох. Инга Михална, а я можно украду Сережу? На чуть-чуть!
— Так он же… — Инга хотела сказать, не умеет ведь, и, смеясь, развести руками.
Но Сережа поцеловал ее в щеку. И вышел, беря Нюху за локоть.
Они танцевали так, что толпа потихоньку расступалась, образуя круг, исчерченный светом. А Инга с изумлением и маленькой ревностью стояла, глядя, как ловко Горчик подхватывает падающее на руки девичье тело, как быстро, перебрав руками по худенькой спине, вздергивает, ставя перед собой, и вдруг отпускает, держа за кончики пальцев, расправляет плечи, делая нужный шаг и оказываясь за спиной Нюхи. Светлые волосы меняли цвет, яркие пятна бежали по расстегнутой рубашке и легким джинсам, а лицо улыбалось, будто подшучивая над самим собой и над тем, что делает. Вот скорчил свирепую рожу, оскалился, приближая к себе, и девочка послушно перегнулась через его сомкнутые руки, показывая Инге запрокинутое лицо и свешенные кудрявые волосы. Снова подхватил под спину и четко поставил рядом с собой, как раз с последним аккордом.
Читать дальше