Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

Старичок исступленно рванул гайтан на жилистой шее, доставая нательный железный крест и, зажав его в кулаке, сунул Илье под глаз — обороняясь…

Десятиклассники, по-детски быстро сметя все со стола, бесшумно вставали с лавок, благодарили Бога и хозяев, и двигались помогать по хозяйству.

Илья же с дедом сидели, пили и общались.

— …ну а темником у нас был Зиккурадт Карла Карлыч, из коптских дворян, с таким, знаете ли, моноклем в одном глазу и черной повязкой на другом, — рассказывал Илья, делая маленький скромный глоточек. — И кокарда у него была на папахе, вот не соврать, с кулак — горит! Ввел он, как положено, палочную дисциплину, муштру, шагистику, песни под барабан, за что его любили. К солдатам обращался исключительно: «Ну, малыш…» Кличка ему была Папахен.

Дед Филемон, воспламенившись, вспоминал Великую Общественную свару промеж племенем Белой Глыбы и людьми Алой Дыбы, воскрешал в памяти боевые эпизоды решающего Стоянья под Москвой-товарной, когда уже казалось, что все, кранты — штаны полны, мешки набрякли, хватай хоругвь, вокзал отходит, — но тут в дело были брошены резервы Третьего Белорусского и Первого Павелецкого!

— …Одно в нем было: в пьяном виде призывал к себе в ставку, прижигал железом и просил совета. Также и жена его, породистая баба, очень донимала баловством. И не отнекаешься — щипалась с вывертом. Ну, кто Илья, посудите, и кто она — жена Бесконечного Существа, Воинского Начальника!.. Кстати, пал он впоследствии за Русь — полез в прорубь подводный колокол испытывать, да сигнальную веревку не так дернул, ну, бултых, отпустили его…

— Засадный заградотряд Дмитрия, ты понял!.. — стучал кулаком Филемон Ахавович. — Генерал Мороз! Для сугреву дубравы жгли, рогом перли, дым стоял небу по колено — в тот день мы Ему, штафирке, бороду-то подпалили!

Он схватил кувшин, принявшись лакать через край, расплескал и с шумом стал слизывать со стола.

Илья выглянул в окно. Там мальчики с радением и тщанием кололи дрова. Силушка в них играла, поэтому они успевали еще и бороться, катаясь по снегу, а то принимались метать топоры — кто дальше, накидывать аркан на кол, прыгать через сани, стоящие у ворот.

Филемон Ахавович, гулко глотнув и облизнувшись, щедро вручил посудину:

— Давай прямо оттеда, хвати лишку!

Потом, несколько ошалев от выпитого, старичок-фронтовичок принялся объяснять Илье, так как же все-таки отличить жида от еврея (се он, а не иное) — ведь, казалось бы, все на одно лицо и любят друг друга…

— Уши, уши у этих не такие! — отчаянно втолковывал он. — У этих они значительно больше, чем у этих, мясистые, оттопыренные такие. В полевую сумку этих девять штук влезает, а этих шесть с трудом запихиваешь, и те торчат…

Старый воин снова припал к кувшину, а оторвавшись, икнул и мрачно уставился на Илью:

— Молчишь, ибо благоденствуешь? Нам хрен с таком, а вам хала с маком? В баньку бы тебя сводить… Там ориентировки и особые приметы враз проявятся! Там-то не смоешься!

— Лавой ходили, ты понял, отец? — заорал он, хватая Илью за грудки. — Известью засыпали, понял, учитель?

— Ну, расшумелся, расшумелся, — прикрикнула на него бабушка Пу, полоща в лохани миски и вытирая их своими волосами. — Залил глаза… Иди, я тебе в чулане постелила.

Филемон Ахавович не удостоил.

— Встать! — грозно скомандовал он Илье. — Головные уборы надеть, огнем не дышать, выходи строиться!..

Тут он с грохотом опрокинулся с лавки, и все бросились его подбирать, увещевать и под белы руки уводить укладывать.

Илья тем временем положил гудящую голову на стол, намереваясь в одиночестве прикорнуть.

Но на место старичка тут же опустился мальчик-гридень, хрумкающий коржик и болтающий ногами.

— Умаялся дедушонка! — снисходительно сообщил он Илье, раскачивая лавку. Он наклонился поближе и зашептал:

— Житие-то его не баловало… Хлебнул лиха с лихвой! Если б не Ратмир… — он махнул рукой. — Их ведь с бабушкой Пу злые люди уже совсем было отправили в приют, да наши по дороге отбили. В приюте — там сиди на койке да клей коробки. И еще в какой попадешь — в ином побегай-ка с баланом на плечах… А так они здесь, у нас, в острожке, на свежем воздухе — достойные гриболовы, ищущие и выращивающие! И клюкающие!

— Ледорубом тебя!.. — заорал дедушка в чулане. — На Чертов остров!

— А как они познакомились!.. — мальчик причмокнул и принялся вдохновенно врать. — Романтичнейшая гиштория! Бабушка Пу одно же время была подслеповатая, и вот бредет она, слепня, с корзинкой и предлагает в пространство: «Купите цветочек, кэптен!» Ну, а капитан наш после каперства с финтерлеями трюх-трюх следом… Ну, потом она уриной Богоматери исцелилась — пила истово…