Александр Чуманов - Палка, палка, огуречик...

Алешка и Аля были молоды и неправдоподобно по нынешним временам доброжелательны, более того, они постоянно выражали полную готовность кому-нибудь в чем-нибудь услужить.

Да и тетя Феня, хотя все время материлась и забавно коверкала русские слова, тоже была душа-человек — наши с сестрой имена без уменьшительно-ласкательных суффиксов не произносила даже.

Зина называлась у нее Зиничкой, Маша, еще одна дочь, учившаяся в школе-интернате для детей с задержкой развития и потому редко у нас появлявшаяся, — Машичкой. Но Борю мать, кажется, не долюбливала. Возможно, за то, что он получился немного глуховат и потому застенчив, то есть считался в семье как бы маминой творческой неудачей, проще говоря, придурком. За что и звался Борькой, но иногда — Бурысом.

От кого тетя Феня родила своих детей — выговором и внешностью вполне русских, — этого вопроса в моей голове еще долго-долго не возникало, хотя и давным-давно знал вот это: «Одиножды один — шел гражданин, одиножды два — шла его жена, одиножды три — в комнату зашли…»

Таким образом, если в квартире иной раз все-таки случался некоторый шум, то для него могло быть лишь две причины: либо Алешка напился, а напившись, он делался еще приветливее и норовил перецеловать весь мир, отчего, собственно, и случалась повышенная шумность, либо Аля с тетей Феней опять маленько дерутся из-за мест общего пользования под солнцем.

Что любопытно, никто и никогда в их разборки не вмешивался, поэтому когда моя бабушка — неизменный друг обиженных и униженных всего мира — по незнанию местных обычаев попыталась встрянуть, Алешка ее деликатно, но молниеносно оттащил.

— Не лезь, баушка, бляха-муха, они через пять минут опять реветь да целоваться начнут, а ты сама перед собой будешь дурой последней, — объяснил сосед бабушке на ухо, употребив для большей убедительности свое любимое вводное слово — самое крепкое выражение, на которое только и способен был, и которое уже было его кличкой — «Алешка бляха-муха»…

Так оно и вышло…

А вскоре мы с изумлением обнаружили, что тоже теперь имеем прозвище. Одно на всех. Округа произвела нас в «учителя», хотя учительских семей поблизости проживало несколько, а в нашем доме на втором этаже обитала одинокая преподавательница английского с дочкой — будущей пожизненной подругой моей сестры.

Ну, «учителя» так «учителя» — легко примирились мы с непреодолимым обстоятельством, все же кликуха могла быть гораздо хуже, в Арамили традиция давать клички и прозвища уходит корнями в ту далекую древность, когда на этой земле только-только появились первопоселенцы, среди коих преобладали беглые каторжники да расстриги-попы.

Скажете, эта традиция общероссийская? Возможно. Однако нам-то до сих пор приходилось жить в таких местах, где коренного населения почти что нет, а стало быть, и нет еще почвы для сколь-нибудь отчетливых традиций…

Итак, начиная со второго полугодия третьего класса я стал ходить в ту же самую школу, куда ходили отец и сестра, правда, потом, в пятом классе, меня родители еще раз переместили, чтобы я обучался полноценному английскому вместо неполноценного французского, за что я потом, в институте, не вспомнил родителей добрым словом — «французы» начинали с азов, а нам, «англичанам», сразу стали задавать эти изнурительные, хорошо известные любому студенту «тыщи». И тем не менее я имею теперь такие знания иностранного языка, которые годятся лишь для чтения дурацких вывесок да понимания отдельных слов в голливудской стряпне, которая в общем-то понятна в подавляющем большинстве случаев и без слов…

И как раз в то время стала постепенно, но необратимо слабеть моя сердечная связь с бабушкой, прежде полновесно заменявшей мне и друзей, и коллектив, и родителей. Родителей-то она и дальше продолжала мне заменять, а вот приятелей и где-то даже друзей за короткое время у меня появилось множество — никогда прежде столько не было.

Да и в квартире царило непривычное многолюдье — всегда кто-то в ней находился даже в рабочее время, всегда было с кем обсудить любую проблему, любой вопрос, волнующий пытливого ребенка.

Не работала Аля, потому что имела маленького ребенка, не работала тетя Феня, так как являлась инвалидом труда — откуда-то, работая на стройке, свалилась и повредилась головой, о чем имела специальную справку — самый верный аргумент в любом конфликте.

Хотя замечу: никаких припадков у тети Фени я ни разу не наблюдал, тогда как на головную боль она жаловалась постоянно и до сих пор жалуется, а ведь сейчас ей, пожалуй, около девяноста.