Гор Видал - Вашингтон, округ Колумбия

Клей наблюдал, как она раздевается — медленная процедура расстегивания множества пуговиц, крючков, «молний». Его всегда забавляла эта метаморфоза раздевающейся женщины. Одетая, она в броне и в маске, ноги удлинены за счет высоких каблуков, бедра и бюст обтянуты эластиком. То, что было высоким и стройным, обнажившись, вдруг укорачивалось, тяжелело, и сразу становилось ясно не только то, как она приземиста, но и как мощно сложена, ее не сломать, она вылеплена из земли. Мужчина рядом с женщиной — хрупкий, нервный инструмент, весь пламень и воздух, не чета земле и воде. Недовольная, что в комнате слишком светло и он, как всегда, не задернул шторы, Долли все же легла с ним в постель, и на какие-то полчаса эти четыре стихии слились воедино.

Выйдя из-под душа, Клей увидел, что Долли уже наполовину застегнулась на свои крючки и пуговицы — опять в броне. Довольно ухмыльнувшись, Клей откинул со лба ее буйные волосы и поцеловал ее округлый рот.

— Чемуулыбаешься? — Долли попятилась, подозрительно взглянула на него. — Что смешного?

Как большинство женщин, которых знал Клей, она опасалась юмора на том совершенно законном основании, что рано или поздно он обратится на нее самое. Глядя на ее озадаченное и недоверчивое лицо, Клей вдруг ощутил нежность — чувство, которое он в такие минуты редко испытывал. Он поцеловал ее спутанные, упрямо падающие на лицо волосы, из перекрученных глубин которых выпрыгивали заколки, как стрелы, выпущенные испуганными обитателями джунглей.

— Ничего смешного. Все очень серьезно. Мне надо одеться. А ты должна настроиться на встречу с Мэнсоном.

Он натянул на себя рубашку.

Долли влезла в туфли на шпильках и сказала:

— Не понимаю тебя, Клей.

— Я весь на виду. Меня и понимать нечего, — сказал он, завязывая галстук перед запыленным зеркалом.

Ожесточенно и безнадежно Долли терзала гребенкой свою прическу.

— Да нет. В конторе ты держишься свободно и раскованно, добиваешься своего, но когда я бываю у тебя…

— Добиваюсь расположения девочек? — Клей был резок. Он хотел доподлинно знать, как он выглядит в глазах других.

— Нет. Сенаторов, — сказала Долли, и челка сползла на глаз, отчего ее лицо приобрело вызывающе залихватское выражение.

Клей не позволил себе разозлиться.

— За это они мне и платят. Они дают объявление в газете: энергичный молодой адвокат, готовый переехать в Вашингтон и пленять сенаторов, скромная зарплата, широкие перспективы.

Он поправил белый двубортный вечерний пиджак, надеясь, что никто не заметит обтрепанных манжет сорочки.

— По-моему, тебе все же следовало бы вернуться на родину, так было бы лучше для всех.

Это была излюбленная тема Долли. Вашингтон — это Версаль, блестящий и развратный, превращающий простых хороших парней в пижонов или кое-что похуже.

Отчаявшись справиться с прической, она отложила зеркальце; волосы победили.

— А тогда почему не возвращаешься ты!

— А я у себя на родине. Ты забыл? Мы с Мэнсоном оба родились в Вашингтоне.

Долли горделиво выпрямилась.

Клей повернулся к ней и засмеялся. На лице Долли появилось выражение испуга.

— Ну, а над чем ты смеешься теперь?

— Так, просто подумал о чем-то. Ни над чем. — Он вспомнил историю, которую рассказал ему один из соседей-холостяков.

— Ты смеешься надо мной! — Она схватилась за голову, как будто ее предали.

— Ну что ты. Просто один из моих соседей рассказал мне смешную историю. Он англичанин.

— Что он тебе рассказал?

— Когда ему стукнуло двадцать один, его отец дал ему три совета. Во-первых, никогда не закусывать виски устрицами. Во-вторых, никогда не охотиться к югу от Темзы. В-третьих, никогда не любить женщину до захода солнца, потому что позже можешь встретить другую, получше.

— Ты мерзавец, — сказала она с чувством.

— Вот мне и показалось это смешным. Особенно совет не охотиться к югу от Темзы. Ума не приложу, что там не так, к югу от Темзы?

Но Долли уже выскочила за дверь.

Когда она пересекала улицу, он крикнул:

— До завтра!

Она не оглянулась.

— Доброй ночи! — Долли продолжала шагать по Коннектикут-авеню.

— Передай Мэнсону мои лучшие пожелания, — не удержался он. Она бросилась бежать на своих высоких каблуках, ныряя носом и оседая на корму подобно тяжелой шлюпке, пытающейся побороть течение

Когда Клея впервые пригласили в загородный клуб Чеви-Чейс, он был разочарован его простой деревянной верандой, глубоко отступавшей от красной линии окраинной улицы. Но, очутившись внутри, он сразу же почувствовал себя так, словно забрел в другое столетие; просторные комнаты, наводящие на мысль о несуетных радостях, высокие напольные часы, которые, казалось, никогда не отбивают время, и каждый шаг здесь подчинен ритуалу.