Зуттер пошел дальше. Йорг, тяжело дыша, последовал за ним и схватил его за руку.
— Почему в инсценировках Fun and Games отсутствует всякое содержание? Почему на Love Parade на улицах танцуют только раскрашенные телеса? Потому что они всего лишь оборотная сторона страха смерти. «Вы в играх и шутках проводите жизнь? Так и надо, друзья! / Это трогает душу мою, ибо вами отчаянье движет». Могу поспорить, что новый тип человека не будет понимать даже междометий. Ему будут понятны только слова вроде вокзал, peace, love и ecstasy [58] Мир любовь и экстази (англ.) .
, этот тип ничего собой не будет представлять. Абсолютно ничего, как и сама жизнь. Дыхание пустоты, Эзе, его надо только уловить. И использовать. Лео это умеет.
По дороге к озеру то и дело приходилось одолевать крутые подъемы, и Зуттер не без удовлетворения отметил, что его спутник дышит чаще, чем он сам.
— Вначале я был у Лео сутенером: люди искусства нуждаются в дыхательной гимнастике. Толстяки, случалось, уже подумывали о близком конце, но стоило им подышать вместе с Леонорой — и они снова оказывались на коне. Мне не полагалось знать, как далеко заходит моя старшая жена в своих услугах клиентам. Но скоро уже она стала поставлять мне клиентов. У Лео оказались длинные руки. И ими она выставила меня за дверь. После истории с Зигги она могла столкнуть меня в пропасть.
Тем временем они подошли к памятному камню.
— «Будь осторожен, человек», — прочитал Йорг фон Бальмоос. — Вот он, Эзе, голос глубокого мрака. В Европе и во всем мире есть несколько сот человек с положительной реакцией. Я имею в виду дыхательную реакцию. Они заражены возбудителем, который в тысячу раз токсичнее вируса СПИДа. Возбудитель страха смерти. Кто хочет забыть о нем, приходит к нам. Но горе тому, кто помешает нам позитивно мыслить.
— Кому это «нам»? — спросил Зуттер. — Вы что — секта?
— Нам это ни к чему. Ты разве до сих пор не заметил, что все вокруг построено по принципу секты? Пару лет назад я с Лео побывал на выставке пластификатора, точнее, Лео со мной, там она мне показала, где раки зимуют и что такое искусство. Это были экспонаты, которые умелый хирург сделал из людей — правда, им прежде пришлось умереть. Но они не позволили безропотно кремировать или похоронить себя, а в виде экспонатов из сухожилий и нервов родились для нового мира. Увидеть этот мир они не могли, зато могли показать себя — и их увидели. Хирург-художник разрезал их на тончайшие пластинки. Затем растянул, оставляя большие промежутки, на семь метров в длину. Он облагородил заурядное лицо, превратив его в золотую маску, и посетители смотрели сквозь него. Никто не оставался равнодушным. При желании человека могут препарировать в античного дискобола, Эзе. Или выставить в виде беременной женщины, аккуратно разрезав в длину вместе с зародышем в чреве, слои которого напоминают кондитерское изделие, — старый Наль со своей скульптурой прекрасной жены священника не идет с этим ни в какое сравнение. Публика ходит на цыпочках по огромному выставочному павильону, в котором можно было бы продавать ванны или дезинтеграторы. А теперь это молельня с комнатой ужасов.
Я наблюдал за публикой, Эзе, как она обнюхивала эти памятники удавшейся смерти — похотливо и благоговейно: мол, есть же люди, которые решились так себя увековечить! В углу выставочного зала чудо-доктор положил книгу отзывов. Список очередников. Несчастные восторженно приветствовали в нем светило науки, благодетеля человечества, вершину благочестия. Просили и с ними проделать то же самое. Все, все хотели встать в очередь к чудо-доктору. Все жаждали ультимативной косметики, которая им ничего не будет стоить, если не считать маленького отрезка жизни! Я отыскал Леонору, которую все еще считал примерной женой, охраняющей покой художника. И что же я увидел? Ее глаза сияли! Тогда-то я и понял, Эзе, что пробил час полуночного мрака. Лео открыла для себя величайший черный рынок мира. На нее снизошло озарение. Она стала вампиром… Все, все хотят стать тем, чем они и так являются, — артефактами. Ну как тут еще заниматься искусством? Ведь это все равно что делать холодильники для Северного полюса! Дыхание, объяснила мне Лео, когда мы ели черничный пирог, — это текстура без материи. Но когда правильно втягиваешь в себя воздух, он соединяется с клеточной тканью, поддерживает ее, преображает, обновляет все тело. «Йоргли, — сказала она, — я тку своему „внутреннему“ человеку праздничную одежду, прекрасную, как фата невесты, прочную, как волосы феи, легкую, как ветер. Я открываю для него небо, где он может летать». Единственное, чего она не сказала, но это подразумевалось само собой, что от смерти есть одно надежное средство.
Читать дальше