Адольф Мушг - Счастье Зуттера

Но когда ему исполнилось уже почти пятьдесят, рассказывал Каханнес, его снова потянуло в Индию, и на этот раз он провел там целых три года. Из-за бороды его принимали за старика и интересовались, как поживают его внуки в Швеции. И тогда он решил взять в жены молодую женщину.

Хотя он рассказывал свою историю на немецком, каким пользуются в кантоне Граубюнден, Шейла в этом месте со смехом подняла голову и протянула малыша мужу. Шейла, сказал Каханнес, приходится правнучкой его тем временем скончавшемуся учителю, теперь она, как может видеть гость, сама превратилась в учителя мужа. Рядом с такой молодой женой он и сам казался жителям деревни молодым. Но Шейле хотелось посмотреть на мир. Поэтому, прежде чем пожениться, они побывали в Китае, Японии и Америке, где находили какую-нибудь работу. Но когда появился первый ребенок, они осели в Энгадине, «пока окончательно». Теперь, после смерти отца, он снова ловит рыбу и сдает напрокат лодки, а Шейла тем временем за его спиной выучила ретороманский. Здесь они и вступили в законный брак. Кстати, он познакомился с Шейлой, когда та была еще ребенком, и уже тогда она начала им командовать. Первый ребенок, мальчик, умер. Второго им долго пришлось ждать, но наконец-то у них появилась эта крохотная Руфь. Нет, имя выбрано не случайно. Они часто встречались с госпожой Ронер в Сильсе и подружились с ней. Руфь была личность, она хорошо знала культуру джайнизма. Она часто сидела за этим столом, ему и его жене ее очень недостает. Поэтому они и дали ребенку ее имя. Она хотела стать его крестной матерью.

Зуттер, которому казалось, что все это ему снится, пил стакан за стаканом. Правда, Каханнес наливал ему понемногу. Когда он бывал с Руфью в Сильсе, она в одиночку совершала после обеда длительные прогулки, даже в ненастную погоду, пока он оставался в пансионате и читал. Только сейчас он обратил внимание на то, что она ничего не рассказывала ему о своих прогулках, так как он всегда спрашивал о них только мимоходом. А эти люди дали ей возможность почувствовать себя у них как дома.

Зуттер выпил слишком много. Ему вспомнился Хельмут, беглец из ГДР, который так плохо знал свою жену, что ей пришлось найти в себе силы с помощью топора избавиться от него, от его невыносимой, не заслуженной его близкими непонятливости, а заодно избавить его и от самого себя.

Он попросил рассказать, как умерла фройляйн Баццелль.

Ее, уже почти восьмидесятилетнюю, сбил, когда она возвращалась из магазина в деревню, молодой автомобилист, местный парень. Он говорил по мобильнику, когда совершал обгон, и не справился с управлением. Как раз перед этим снова выпал снег. Через три дня она скончалась, не приходя в сознание. Были пышные похороны, выступал даже один немецкий профессор, который регулярно отдыхал в пансионате. После ее смерти пансионат пришлось закрыть. Старый дом уже не мог предложить того комфорта, которого требовали нынешние клиенты. Ее наследник, работавший на химическом предприятии в Базеле, поспешно продал дом одной международной консультативной фирме, которая хочет сделать из него учебный центр.

— А где вы остановились в этом году, господин Гигакс?

— Я ничего не знал о случившемся и положился на прошлогоднюю договоренность. Но когда прибыл в старый пансионат и поднялся к администраторше, новое руководство пообещало найти решение. Пока что я убиваю время до вечера.

Каханнес сказал несколько слов на хинди своей жене, но та ничего не ответила. Сидела и смотрела прямо перед собой.

— Скоро одиннадцать, — сказал Зуттер, — самое время узнать, как решился вопрос с моим жильем. Завтра мне рано вставать, я и так задержался у вас, но ваше гостеприимство и беседа много для меня значат.

Каханнес встал.

— Посидите еще немножко, я схожу взглянуть на лодку и сделаю кое-какие приготовления. Если хотите, я буду у вас гребцом.

— Спасибо, — сказал Зуттер, — я сделаю все сам.

Зуттер услышал, как звякнула связка ключей, которую он заметил, когда входил; потом хлопнула дверь.

Индианка покачивала спящего ребенка, но теперь, заметил Зуттер, ее что-то беспокоило.

— Не могли бы вы подержать его минуточку? — попросила она по-английски.

Когда она встала, из-под пелерины показалось личико ребенка. Неожиданно оказавшись на свету, он сморщил лобик, скривился и глубоко вздохнул. Глаза его оставались закрытыми. Поднявшись, Зуттер почувствовал, что не очень прочно стоит на ногах. Он смущенно протянул руки, как можно осторожнее взял малышку и прижал ее к груди. Когда женщина вышла, он взглянул на девочку, которую звали Руфью. Она была тяжеленькая, должно быть, слишком крупная для своего возраста, о котором Зуттер не имел ни малейшего представления, и расслабленно лежала у него на руках. Она спокойно доверила ему свое тельце, при этом ее крохотные ноздри едва заметно расширялись и снова сужались. Она свесила вниз ручки, раскрыв точеные пальчики.