— Давай, Ленька, маленько постоим! Нога что-то болит.
— Давай. А что у тебя с ногой?
— А черт ее знает! Неделю уже. А сейчас постою чуть-чуть, и все в порядке будет.
— Слушай, папа, а мы завтра пойдем с тобой в зоопарк?
— Ну, Лень, как ноги будут. Болеть не будут — пойдем, конечно.
— Но ты ж обещал, папа!
— Ленька, не будь маленьким. Если болеть не будет, наверное пойдем.
— Мы ж в кино ходили с больными ногами.
— В кино ж сидеть надо, а в зоопарке ходить. Разницу видишь? Ты совсем как маленький!
— Папа, а ты «Трех мушкетеров» в каком классе прочитал?
— Во втором или третьем.
— А где тебе больше понравилось: в кино сегодня или книга?
— Ну пойдем. Полегче стало. Книга больше — они там обаятельные ребята, а здесь злые и бесчеловечные хулиганы. А все эти книги о мушкетерах, всю трилогию я очень люблю.
— Пап, а почему трилогию — книг же пять?
— Ну, ты совсем как несмысленыш, Лень! Первая книга — «Три мушкетера», вторая — «Двадцать лет спустя», третья — «Десять лет спустя». А уж сколько томов в каждой книге получилось — дело семнадцатое.
— Почему семнадцатое?
— Ну сорок пятое!..
— А-а. А мне так нравится д'Артаньян! Он хороший был. И ненамного-то он старше меня. Интересно жить было в то время.
— Это ж сказка, Лень. Тогда не так уж красиво было, как в книжке получается.
— Нет. Хорошо. Там война красивая. А потом победы, праздники.
— Эх, Ленька, Ленька! Мал ты, а то б я тебе рассказал. Учти. Для всех война — это самое плохое время. Люди тысячами, миллионами погибают, голодают, страдают, теряют друг друга иногда на время, а часто навсегда. Какие праздники? Люди грустно радуются, что сейчас больше убивать не будут, что домой возвращаются жалкие остатки еще недавно многочисленной и радостной веселой молодежи, которая так и не стала молодежью. Ты представляешь, Лень, ребята остались без молодости? Люди радуются грустно, что через несколько лет, наверно, перестанут голодать. А сколько слез по убитым в эти праздники! Дай бог, чтоб тебе не досталось это время.
— Папа, а вот когда ты был на фронте, было у вас что-нибудь такое же, как под Ларошелью, когда четыре мушкетера и целая армия?..
— Давай опять постоим. Ты читай пока про мушкетеров, но вот скоро начнешь читать другие книги, я скажу тебе какие, но не сейчас, позже. А что касается моей войны — одна мина туда, и ни одного мушкетера бы не осталось. Это мы оставим с тобой на после, этот разговор. Ну, пошли, отошло.
Когда они пришли домой, Виктор Ильич сразу же сел у самых дверей. Из комнаты вышла жена:
— Что с тобой, Витя?
— Ноги болят все больше и больше. С каждым днем хуже.
— Пойди завтра к Борису. Покажи ему, что ж мучиться!
— Да, Наверное. Сил нет. Ты думаешь, он посмотрит, и станет легче?
— Глупости не говори... Ты же понимаешь, что надо. Чего ж болтать?
Но, по-видимому, Виктору Ильичу стало немного легче.
— И времени нет. Я для Леньки еле выдираю время.
— Но ты уже не можешь ходить с Ленькой! Что зря говорить!
— Времени все равно нет. Вот Фарадей к моим годам, сорока трех лет стало быть, начал постепенно отказываться от всяких лишних нагрузок, от всяких анализов, экспертиз, потом от гостей — все для великих дел. Я не гений — мне надо освободить время для Леньки.
— Что болтовней пустопорожней занимаешься? К врачу идти надо, когда болит. Гении тоже ходят, когда болит.
— Надо подумать самому, гениально подумать о болезни, простодушно, как думают гении.
В комнату вошел Леня с географической картой в руках, и Виктор Ильич, болтовней своей стремительной, по-видимому, продолжая бороться с болезнью, показал на карту:
— Гений — это прежде всего простодушие и восприятие всего таким, как оно есть. Посмотрел Дарвин на карту, на атоллы и сказал: «Да это же контуры острова!» — и все увидели: действительно.
— Папа, а что такое атоллы?
— Острова такие, располагающиеся, неизвестно почему, кольцом.
Виктора Ильича не собьешь, потому что все же болело и ему надо было болтать.
— Пушкин прочел «Отелло» и сказал: «Отелло не ревнив — доверчив». Вот и мне нужен гений, чтоб посмотрел и сказал: «Да это заноза» — и вытащил бы. А Борис гениально посмотрит и гениально скажет: «Да это так просто! Оперировать надо».
— Папа, а что такое «отеллонеревнив»?
— «Отелло» — пьеса такая, трагедия. Почитай.
— Не морочь ребенку голову!
— Я как вспомню свою нагрузку за неделю!.. Кроме непосредственной работы, в месяц около пятнадцати заседаний и занятий. А ты говоришь: к Борису!..
Читать дальше