Ангелика Мехтель - Но в снах своих ты размышлял...

Тогда все было почти так же, как теперь.

Тоже три недели не было дождя. Лишь иногда собирались тучи над вершинами гор, а ветер уносил их в сторону моря. Жара и запах масла для загара на пляже…

Потом эта гостиница на обратном пути. Звяканье тарелок и чашек, запахи еды, доносящиеся с кухни. Одно окно выходит во внутренний дворик и открыто, другое — на улицу — закрыто.

Через день мы оказались в горах. Побережье осталось позади. Комнатка неплохая. Только какая-то неполадка с краном в ванной. Все время шумит вода.

Забираюсь на кровать с ногами и прислушиваюсь к этому шуму.

Освещение ужасное: слабая лампочка под стеклянным плафоном. Может, хоть кровать деревянная? Нет, я случайно стукаюсь об нее коленкой и слышу металлический отзвук. На полу — линолеум и огрызок ковра. На одну ночь и это сгодится.

Наш отдых подходит к концу.

Муж расположился на кровати, закинув ногу на ногу.

Хочешь есть? — обращается он ко мне.

Я голодная.

Внизу жарится мясо. Запах доходит до нашего номера.

Синьора в черном осведомляется, чего бы мы хотели поесть.

Спасибо, отвечаю я, мы уже поели.

На самом деле — нет.

Для начала надо узнать, сколько стоит номер.

Прикинув, я говорю, что денег хватит, еще останется на обратную дорогу.

Он принес из машины транзистор и ищет немецкую станцию.

Сейчас должны передавать новости, бурчит он и смотрит на часы. В ванной шумит вода, а я почему-то боюсь протянуть к нему руку, дотронуться до него. Он злится. Это вылилось бы наружу, если бы я не сдерживалась.

Я так устала.

Но все-таки надо с ним заговорить.

Хочешь есть? — спрашиваю, ощущая пустоту в собственном желудке.

Он все возится с транзистором. Встаю, подхожу к окну.

Закрой окно! — приказывает он.

Высовываюсь наружу. Дворик узкий. Перегнувшись через подоконник, заглядываю вниз, вижу кухню. За широкими окнами — женщина.

Мне не хватает воздуха, заявляю я.

А мне холодно, возражает он. Наконец-то, кажется, нужная волна найдена. Он вслушивается в передачу, улегся и курит уже третью сигарету, не предлагая мне присоединиться.

Дай сигарету, прошу я.

Он хватает пачку и бросает ее на мою половину кровати, даже не повернув головы. Конечно, он в ярости. Потому что машина сломалась.

Сцепление могло сломаться и по другой причине, заявляю я.

Молчит.

Для итальянской кровати он слишком длинный. Головой и ногами упирается в спинки.

На одну-то ночь в отеле мы наскребем. Я говорю это уверенным тоном.

Наконец-то он поймал какую-то музыку. Достаю сигарету из пачки и закуриваю.

Спрашиваю у него: Ты хоть знаешь, как ехать дальше, по какой дороге, когда завтра починят машину?

Кивает.

Ты что, даже не взглянешь на карту?

Он с силой раздавливает окурок в пепельнице, стоящей рядом на тумбочке, и встает. Начинает раздеваться.

От долины Адды вернемся до Тирано, отвечает он, а потом — через Бернину.

На меня он не смотрит.

Почему ты не желаешь со мной разговаривать? — перехожу я в наступление.

Мне захотелось вдруг стать совсем маленькой девочкой. Я соскучилась по дому.

Разве я виновата, что сорвалось сцепление?!

Он открывает чемодан и вытаскивает пижаму. Он сильно загорел. Ноги длинные, стройные, щиколотки тонкие.

Натягивает на себя пижаму и снимает с руки часы.

Делает все автоматически, по привычке. На руке остался белый след от ремешка.

За одну ночь, оправдываюсь я, мы заплатим не так уж много. Завтра отправимся в путь, а когда-нибудь еще будем с удовольствием вспоминать нашу поездку.

Закрой окно, слышу приказ, и он с головой забирается под одеяло. Повернулся ко мне спиной. Боюсь до него дотронуться, а так хочется его погладить.

Прислушиваюсь: он дышит так, как будто уже засыпает. Неожиданно он произносит: Штильфзер-перевал — это твоя идея. Если бы к тому же ты не ошиблась на целый километр, мы скоро были бы дома.

Оправдываюсь: С каждым может такое случиться. Цифры на карте такие мелкие. И указателя не было. Или ты видел указатель? Ведь они же должны были как-то дать знать, что перевал еще закрыт, потому что наверху лежит снег, или как?

Под одеялом никакого движения.

Ты спишь?

Не желает больше со мной разговаривать.

Поднимаюсь, выключаю свет, подхожу к окну, открываю его. Мне нечем дышать, я задыхаюсь.

Он продолжает молчать. Раздеваюсь в полной темноте.

Из ванной опять доносится звук воды. Муж не двигается и тогда, когда я голышом шмыгаю под одеяло.

Ничего я не смыслю в этих проклятых машинах, ни разу даже не садилась за руль, надеюсь — это меня никогда не заинтересует.