Ангелика Мехтель - Но в снах своих ты размышлял...

Я устал.

Джэл, говорит один из мужчин, вот это — Болар.

Джэл кивает.

Ты знаешь Болара?

Джэл знает Болара.

Болар в панике. Мальчишка ставит его под удар. Панический страх обуял Болара.

Нет, твердит Болар, он не знает меня.

Я знаю Болара.

Нет, кричит Болар, никто меня не знает!

Болар видит: Джэл улыбается.

Ты рос зарегистрированным, слышит Болар голос Джэла, но губы Джэла не шевелятся. Тебя воспитывали по программе. Задатки и наследственные признаки у тебя такие, что не придерешься, вот почему и к оперативному вмешательству прибегать не стали. Ты, как они считают, продукт высшего качества и по этой причине имеешь право наблюдать за приемником и за крановщиками. Но ты позволил мне прийти.

Болар сопротивляется Джэлу.

Мальчугана клонит в сон.

Этот ребенок опасен, говорят врачи. Поселился на бойне причем не один. Мы знаем, он был не один. Там определенно целая группа. В нашем городе определенно есть люди, не зарегистрированные в картотеках и не замеченные на мониторах. Что, если они без ведома Болара подчинили его себе? Может, контролер Болар был их связником неосознанно?

Не забудь имя свое, Болар.

Они хотят тебя выдрессировать, чтобы ты служил их целям.

Болар смотрит на Джэла, которого они все еще крепко держат. Мальчуган стоя дремлет.

Они выдрессировали всех граждан этого города.

Человеческий материал.

Людей, которые не адаптируются, нужно лечить.

Джэл лечению не поддается, констатируют врачи. Он упорствует.

Джэла надо бы подвергнуть операции на мозге.

Кое-какие клетки нужно истребить.

Программа для Болара идет дальше.

Они оставили нас одних. Умышленно.

К телу Болара все еще прикреплены электроды.

Они так скоро не сдадутся.

Я разрываю их систему. И хотя Болар знает, что любое движение руки, любой исходящий от него звук фиксируются на пленке, хотя Болару страшно, он спрашивает мальчугана, которого они оставили спящим на полу: Кто же ты, собственно, такой?

Джэл.

Откуда ты? Почему не зарегистрирован?

У меня есть друзья. Мы живем на бойне, ночуем в старых кровесборниках. Я должен поговорить с тобой.

В Боларе проснулось любопытство: Почему ты пришел ко мне, а не к моему коллеге Томкену?

Для Томкена пока что нет Джэла.

Томкен такой же контролер, как я, мы почти ничем друг от друга не отличаемся, ну разве только увлечениями.

Это Джэлу неинтересно.

Похоже, однако, Джэл знает больше всех остальных.

Отчего меня мучают? — спрашивает Болар.

Будет еще хуже, говорю я, они постараются нагнать на тебя еще больше страху. Например, станут пугать, что увезут тебя далеко-далеко от дома. Этот страх может вызвать спазмы сосудов и сердечную астму. А тогда они окончательно завладеют тобой. Так было и с теми, кого ты выдал Психиатрическому.

Я, говорит Болар, даже подумать не решался, что их излечение вовсе не излечение.

Но в снах своих ты размышлял, замечает Джэл.

И вот я здесь.

Изредка во сне ты спрашивал себя, почему те, кто отчаялся, стремятся в крановый цех. Болар говорит: Они не отчаялись. Они в сомнениях.

Они могли бы умереть, выбросившись из скоростных поездов, но им привили страх перед самоубийством, а вместе с ним — страх перед бунтом. Крохотное изменение в мозгу, не более. Чтобы люди не могли выйти из производственного процесса.

Только сны они трогать не осмеливаются. Если манипулировать снами, человек погибнет. Таким образом, сны — это заведомо осознанный риск. Сны допускают сомнение, запретное сомнение.

Болар внимательно слушает. Голос Джэла доносится словно бы из дальнего уголка боларовского мозга.

Ведь Джэл по-прежнему спит, как настоящий ребенок. Болар вслушивается в себя.

Он сомневается, но восстание невозможно, покуда город находится под наблюдением.

Покончить?

Ты чувствуешь страх, разбуженный этой мыслью?

И этот страх гонит вольнодумцев, мятущихся разладом между сомнением и покорностью, в крановый цех. С одной стороны, они подумывают о возможности все-таки покончить самоубийством, с другой же — в глубине души надеются, что ты их остановишь, выдашь Психиатрическому Отделу, который принесет излечение, сотрет их сны.

Они приравнивают излечение к избавлению, и страх лишает их рассудка.

Городская фабрика по переработке мусора стала для них обетованием, последней инстанцией, которая может спасти их от их же собственных снов, и ты, Болар, был одним из хранителей этого святилища. Пока сам не начал видеть сны.