Алексей Леснянский - Ломка

Андрей открыл глаза и увидел столб яркого солнечного света, который струился сверху и манил его туда, где когда-нибудь будут все. И понял он вдруг, какой хочет видеть свою страну. Не великой, не богатой, не грозной мировой державой представлял он будущую Россию

— Матушка, поверь в Бога!!! — вырвался из него крик, и пожилой доктор с молодым ассистентом вздрогнули.

Прошло полтора месяца. Десятки деревень за долгие годы опостылевшего всем застоя увидели живые деньги. Кайбальские парни, рассредоточившись по глухим подтаёжным населённым пунктам, закупали рыжики и рассказывали молодёжи и старикам о странном студенте, который философствовал с ними о путях вселенной, а погиб, спасая малыша. Они наслаивали вымысел на быль, а потом сами уже не могли отличить придуманное от правды. Легенда о человеке, бросившем вызов порокам и нищете, росла и ширилась. Её передавали из уст в уста у деревенских колодцев, в продуктовых магазинах и на завалинках, где собираются мужики, чтобы покурить мохорочки и погутарить о том, о сём. Спасский прожил с ними так мало, что ребята стали забывать его лицо, но его слова, рассказы о прошлом и настоящем страны, немногочисленные поступки навсегда врезались им в память. Они теперь знали, что он слишком много понимал для того, чтобы жить долго. Андрей был из тех комет, которые на и без того красивом, но тёмном небе пишут сказки, а потом воспламеняются и сгорают в звёздной пыли…

Эпилог

Пензенская область. Бедно-Демьянский район. Деревня Свищово. Сельский клуб. Декабрь 2003-его.

— Здравствуйте, ребята. Я приехал из Пензы. Можно с вами познакомиться?

— Девчонок наших приехал отбивать, хахарь городской? — со злобой процедил Кожемякин Иван.

— Нет, к тёте погостить. А как тебя зовут?

— Меня не зовут. Я сам прихожу… Что, пацаны, — угостим его по-свищовски?

— Ага, — поддержал кто-то.

Сергея Звонарева повалили наземь и стали пинками охаживать со всех сторон.

— Дружней, дружней, бедные Демьяны! — весело кричал он. — Ха-ха!.. Я вас пока так буду называть!.. Вы ж мне не представились!.. Хотел уехать на следующей недельке, но теперь точно задержусь!.. В душу цельтесь!.. Она у меня в пятках под ботинками, мазилы!.. По почкам тоже можете!.. Вот так, вот так тебе, Серёга, — приговаривал он в такт ударам, — Одну отстегнули! Молодцы! Когда у вас запал кончится, не забудьте булавкой пристегнуть мой язык к губе, чтобы тот в горло не запал!.. Потому что с вами и сознание потерять — раз плюнуть!.. А вообще-то вы мне нравитесь!.. Огонь на поражение и на победу тоже огонь!.. Я теперь точно останусь!.. Не бросать же вас!.. Хочется матюгнуться и почесать нос!.. Вот на такой я, чёрт вас всех подери, развилке!.. Оба! Первое желание исполнилось!.. Я сматерился, а теперь расцарапайте-ка мне нос до крови! — Последовал пинок по носу. — Всю жизнь мечтал, чтоб у меня нос картошкой!.. Эй, ты!.. Человек в фуфайке!.. Отойди от лица!.. Виды свищовские загораживаешь!.. Раз уж так получилось, что заняться нам с вами нечем, давайте хоть споём!

— Да заткнёшься ты или нет! — с бешенством произнёс парень в фуфайке.

Улыбка сошла с лица Звонарёва. Парни расступились. То, что произошло потом, невольно вызвало их уважение. Окровавленная фигура нашла в себе силы подняться, посмотрела на них с теплотой, гордо выпрямилась, откашлялась багровыми сгустками и под всхлипывания какой-то девушки, выбежавшей из клуба, запела чистым тихим голосом:

Полюшко моё. Родники.

Дальних деревень огоньки.

Пой златая рожь, пой кудрявый лён,

Пой о том, как я в Россию влюблён…

Абакан, 2004