— Да, видел его недавно в Измайловском парке. Четвертную за букет пионов просит. И берут. А знаешь, как он расхваливает свой товар? Поворачивает перед покупателем картину оборотной стороной, щелкает по ней пальцем и восклицает: «Холст! А написано маслом. На холсте!» И, знаешь, — действует. Хочется людям чего-то настоящего, даже если это настоящее поддельное. Ну, хорошо, с ним все ясно. А Федулова?
— И Федулова! Двадцать лет назад кто-то по неосторожности сказал ей, что она невероятно соблазнительна. Оказавшись в саду, Федулова вспомнила об этом комплименте и не пожелала принять к сведению выпитую в это время водку, миллионы огорчений, печальных раздумий, ночных слез и утренних румян. Не пожелала. И все тут. Ты так сможешь? Никогда.
— А знаешь, Шихин...
— Твоему Шихину крепко повезло. Он мог и не выбраться из той ночи. Я очень за него опасался. Но он принял единственно правильное поведение — ни во что не вмешивался. Если бы стрелялся он, Игореша ухлопал бы его. Сам того не желая, не питая к нему ни любви, ни ненависти.
— Шихин был спокоен, потому что вынул пули из патронов.
— А! — Аристарх махнул рукой. — Это пустяк. Он вынул или кто-то другой вставил, какая разница! События двигались не этими силами. В ту ночь у многих были основания стреляться.
Мы подошли к дому Шихина. Кухонное окно на пятом этаже светилось. Он нас ждал. Я уже знал, что у него есть сухое вино и бутылка чачи из Грузии.
В общем, все продолжается.
И ходят по Москве герои этого повествования, иногда встречаются, хлопают друг друга по плечам, улыбаются широко и радостно, спрашивают о здоровье, об успехах, о чем попало спрашивают и вовсе не для того, чтобы услышать ответ. И мы отвечаем так же легко и беззаботно — все в порядке, старик, все в порядке. Отвечаем, радуясь встрече и тут же забывая о ней, едва рядом окажется другая физиономия.
Ладно, не будем об этом. Пора с Шихиным прощаться.
Ныне он общается с другими людьми, и уже с ними приходится поднимать тосты за дружбу, за верность и взаимовыручку. Волею судеб мы лишены этих качеств, но что-то тревожит нас при одном упоминании, что-то терзает, едва прочтем их на книжной странице, или сами они придут на ум из неизведанных глубин памяти наших предков. И мы готовы поднимать тост, пить искренне и убежденно, прекрасно зная, что никто из тех, с кем так самозабвенно чокаемся, не придет на помощь, не выручит, не спасет. И Шихин знает. И этот свой опыт передаст по генной цепочке потомкам. Возможно, когда-нибудь эта цепочка оборвется под влиянием другого опыта... Дай Бог.
Остается добавить, что он так и не придумал убедительной причины, по которой один советский человек может убить другого советского человека. Все, что приходило на ум, что предлагали друзья, было случайным, неубедительным, даже кощунственным, если не злопыхательским — ревность, пьянка, злоба, подлоги. Это он отверг и решил писать лишь о событиях, происшедших в действительности. И сразу все стало на свои места.
Шихин написал, например, о том, как два приятеля, проведя день вместе, вечером поссорились, один другого оглушил камнем по голове, а потом для верности еще и утопил.
А один милый мальчик, обидевшись на взрослого дядю, возьми, да и ткни его перочинным ножичком, которым чистил картошку. Да так удачно пырнул, что до сердца достал. Дядю похоронили, мальчику дали четырнадцать лет.
А один юноша, выпив лишку, зарубил четырех своих друзей, а потом, чтобы замести следы, еще и дом поджег, в котором сгорели и следы, и полуживые люди...
Но что постоянно озадачивало Шихина, так это дружеские отношения между убийцами и их жертвами. Отношения эти простирались до того самого последнего момента, когда под руку попадали нож, топор, булыжник, лопата. А ведь тосты поднимали, вечную дружбу друг дружке сулили, искренне сулили! И Шихин описывал не столько преступление, сколько собственную грусть по поводу странных, непредсказуемых извивов душ. Неужели зло и ненависть сидят в нас так близко и так легко высвобождаются, что нет никакого сладу? Что за такая чернобыльская авария произошла, высвободившая столько злобы и ненависти? Неужели это кроваво-красное смещение произошло под влиянием невиданных социальных сдвигов, обещавших так много счастья и радости...
От этой опасности не спрячешься в бетонный саркофаг, ее не отведешь с помощью подземных вод, не скроешься на горных вершинах, ни Марсианская впадина не спасет, ни космическая колба, в которой наши славные ребята вертятся вокруг Земли, высматривая вражеские секреты и не замечая опасности в самой колбе...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу