Андрей Остальский - КонтрЭволюция

Но нет, никакого Фофанова. Его место занял Попов. Софрончук сбросил с себя оцепенение. Быстро подошел к жавшемуся к стеночке Ульянову. Сказал:

— Мы так не договаривались. Где Наташа?

Ульянов посмотрел на него равнодушно, буркнул:

— Отвянь. Не до тебя.

— Что значит «отвянь»? Мы договорились о другом совершенно. Ты обещал.

— Я сказал, отвянь. А то и тебя заметем…

Теперь голос у Ульянова окреп, звучал злобно-свирепо. Софрончук понял: еще одно слово, и его действительно «заметут». Произойдет нечто непоправимое. А от этого будет только хуже. Всем, кто был дорог Софрончуку, включая его самого.

А потому он быстро развернулся и пошел к выходу, — благо охрана везде стояла знакомая, пропускала без звука. Выйдя из Дворца, он быстро вошел в неприметную боковую дверь в одном из кремлевских корпусов. Здесь начинался сверхсекретный объект, охраняемый не хуже стратегических ядерных боеголовок — тайный подземный ход, соединявший Кремль со зданием ЦК на Старой площади. Здесь уже проверяли пропуск каждые двадцать метров и невзирая на лица. Но пропуск Софрончука явно не был отменен, офицеры отдавали честь, заглянув в удостоверение со специальным штампом «проход везде». «Забыл Ульянов мой допуск отменить, везде у нас одна халтура», — думал он.

Добравшись до своего кабинета в комендатуре, Софрончук достал пистолет из сейфа, сел за стол и стал думать. Застрелиться, что ли? Это всегда успеется. Еще варианты? Может, застрелить Ульянова? Это уже явно веселее, заодно — классный способ самоубийства. А то себе самому стрелять в голову — что-то в этом есть извращенное и аморальное. Как там Фофанов говорил? Неодарвинистское, вот. А может, Генерального с Поповым — того? И посвятить этот подвиг Наталье Шониной. Так прямо и написать в прощальной записке: посвящаю любви моей жизни… Нет, только не это. У нее тогда будут большие неприятности, так что пусть посвящение останется тайным.

От этих радостных мыслей Софрончука отвлекло пронзительное верещание аппарата прямой связи с начальником «девятки».

— Слушай-ка, — сказал Ульянов как ни в чем не бывало. — Задание тебе срочное… Надо бы с глазу на глаз тебе его изложить, но некогда… Промедление смерти подобно. Рви на Алексея Толстого, проведи обыск в квартире Фофанова. Опередить надо Смотряева с его командой. А то они тоже туда собираются. Изъять быстренько все документы и черновики документов, если таковые будут обнаружены.

— Есть, товарищ генерал! — сам себе удивляясь, рявкнул в ответ Софрончук. Рефлекс сработал…

— Погоди орать, — даже по телефону было слышно, как Ульянов поморщился. — Главное — другое. Слушай меня внимательно…

Суть главного задания была вот в чем: не только обыскать квартиру товарища Фофанова, ныне госпитализированного в специальную, хитрую секцию так называемой Клиники функциональных неврозов Кремлевской больницы, но и проникнуть в его домашний сейф. Там, по оперативной информации, хранился дневник, который Фофанов тайно от партии и вопреки имеющимся инструкциям вел много лет. Практически ежедневно делал там записи, иногда обширные. Понятно, что этот дневник представляет собой объект повышенной ценности. Генеральный по этому поводу волнуется, и другие члены Политбюро тоже. Там могут быть страшные вещи. Государственная тайна в квадрате и кубе. Но эту бомбу мало обезвредить, желательно доставить ее пред светлые очи. Кто сумеет это сделать, тот может рассчитывать на большой приз. Проблема в том, что кода к сейфу не знает никто. В распоряжении Софрончука будет лучший в Москве «медвежатник». Может быть, он все-таки с замком справится. Но не факт. Этот сейф — западногерманская новинка, их приобрели для членов ПБ пару лет назад, — на свою голову. Стоит сумасшедших денег в валюте, между прочим. Сейф вмонтирован в стену. Если даже «медвежатник» справится с замком, ни в коем случае не давать ему ознакомиться с дневником. И самому Софрончуку читать запрещается. Вложить на глазах команды в конверт, запечатать двойным сургучом и привезти ему, Ульянову, лично в руки. Если же у «медвежатника» ничего не выйдет, можно попробовать обычные комбинации — день рождения самого Фофанова или его жены, что-нибудь в этом роде. Беда в том, что механизм дает только три попытки. После чего сейф взорвется. Это в крайнем случае тоже терпимый вариант, ведь дневник будет уничтожен. Главное все-таки, чтобы он не попал в чужие руки. В руки врага. Шпиона какого-нибудь. Но задача-максимум — доставить в целости и сохранности.