Руслан Киреев - След Юрхора

Вместо кленов, акаций и каштанов здесь растут фруктовые деревья. Когда-то это был сад сельхозинститута.

Потом сельхозинститут вывели за город, забор снесли, и сад превратился в сквер.

Отчего же зовут его Собачьим? А оттого, что в нем регулярно устраивают выставки собак. Служебных. Декоративных. Охотничьих. Ставят стол, красным сукном накрывают, вешают на столб радио и торжественно объявляют на весь сквер результаты. Кому какая медаль…

— А в другом городе, — сказал Иван Петрович, — все собаки одинаковы.

Я удивленно посмотрела на него.

— Как одинаковы?

— Так. Породы отменены специальным постановлением. Ваша любит мармелад?

Значит, я уже рассказывала ему о Топе?

— Любит. Но он скользит у нее на зубах.

— А вы запекайте его. В тесто. Мармелад в тесте. Не пробовали?

К тележке подбежала собака, похожая на эрдельтерьера. Ее черные ноздри трепетали. Почему-то она была без хозяина. И не одна. Скоро рядом с ней появился спаниель, но, конечно, не чистокровный (сегодня ведь никакой выставки не было), а разбавленный не понять чем. Скорей всего, фокстерьером.

А через минуту сбоку вынырнул и сам фокстерьер, разбавленный пуделем.

— Видите, — сказал Иван Петрович. — Они чувствуют.

— Что? — спросила я.

— Что вы хорошо относитесь к ним, Вообще к животным. Вам на биофак надо.

На лице моем, почувствовала я, опять выступили голубые пятнышки.

— Вам известно, какой там конкурс?

— Конечно, — ответил он не задумываясь. — Девять человек на место.

— Для меня это много, — проговорила я.

— Откуда вы знаете?

К собачьей тройке, что молчаливо сопровождала нас, присоединился белый длинноухий пес.

— Ну… себя-то я знаю как-нибудь, — сказала я.

Иван Петрович соскочил с тележки. Обежал ее — она, как ни в чем не бывало, катила себе дальше, — собак обежал и поравнялся со мной справа.

— Никогда! — шепнул он.

Я посмотрела на него. Какими синими были его глаза!

— Что никогда? — спросила я, тоже почему-то шепотом.

— Никогда, никогда не говорите, что знаете себя! — И снова к своему водительскому месту.

— А вы? — спросила я. — Вы знаете себя?

— Приблизительно, — ответил он. — Говорят, я будущий физик. Ядерный.

— Кто говорит?

— Там… В другом городе.

Опять в другом! В том самом, где у собак отменены породы?.. Бог знает что нес он, но с ним было понятней и веселей, чем с троюродной Аллой, которая так ясно излагает все. Ни капельки не сомневается она, что поступит в юридический — какой бы там ни был конкурс.

У человека, говорит она, должна быть крылатая мечта…

— Так, значит, — обратилась я к Ивану Петровичу, — ваша крылатая мечта — стать физиком?

Он посмотрел на меня через плечо, потом на собак посмотрел — их стало еще больше — и ответил:

— Геологом.

Я даже приостановилась от изумления.

— Как геологом? Только что вы говорили — физиком.

— Ну и что? — пожал плечами Иван Петрович. — Я передумал. Одна мечта с крылышками улетела, и ее место заняла другая.

Мы приближались к выходу…

Став королевой снежинок, Нюра, сознательный человек, решила помочь дворнику тете Наташе. Вот и стали снежинки удирать из-под ее фанерной лопаты. Удирать и укладываться в аккуратные сугробики. Сами! «Какую замечательную лопату изобрели!» — говорили прохожие.

Но ведь в городе много улиц и дворников тоже много. Как всем помочь? Очень просто. И королева запретила своим снежинкам спускаться на тротуары и дороги. С этого дня снег в ее городе стал падать только на деревья, укутывая их в теплую шубу, на клумбы, где летом росли цветы, на порожние бассейны и детские площадки. Молодец папа! Это же надо придумать так. Всю ночь валит снег, а утром дороги и тротуары чисты, как в мае. Если же снег не утихает и днем, то, пока вы на тротуаре, ни одна снежинка не сядет на вас.

Еще за старого деда Григория заступилась Нюра. Нечаянно уронил он ключ, проказливые снежинки тут же спрятали его, а без ключа как попадешь в дом? Нюра незаметно дотронулась до короны. В тот же миг ни единой снежинки не осталось возле ног деда Григория.

Но ключ не унесли с собой — лежал на мерзлой земле, поблескивая.

И все корона! Кто же добровольно откажется от нее?

Стоит ведь растаять ей, как сразу наступит весна. Или оттепель, если растает не до конца.

Так и случилось однажды. Ярко засветило солнце, побежали ручьи, торопливо и звонко закапало с крыш.

«Весна!» — обрадовалась Нюрина мама.