Дейв Эггерс - Зейтун

В клетку неподалеку от Зейтуна поместили мужчину и женщину; вскоре пополз слух, что этот мужчина — снайпер, который стрелял по вертолетам, пытавшимся приземлиться на крышу больницы.

Обед в тот день отличался от вчерашней еды. Охранники принесли сэндвичи с ветчиной, которые просовывали через отверстия в сетке.

И снова Зейтун с Нассером не стали есть.

Присутствие собак было постоянным. В поле зрения всегда маячили, по меньшей мере, два охранника, которые — наверняка намеренно — прохаживались со своими питомцами вдоль самой сетки. Время от времени пес облаивал кого-нибудь из заключенных. Кто-то из товарищей Зейтуна упомянул тюрьму Абу-Грейб и поинтересовался, когда им прикажут, раздевшись догола, составить «пирамиду» и кто из охранников, ухмыляясь, сфотографируется на их фоне.

К двум часам пополудни в тюрьме находилось около пятидесяти заключенных, но только к клетке Зейтуна и его товарищей был приставлен персональный охранник.

— Они, что, и впрямь считают нас террористами? — спросил Нассер.

Тодд закатил глаза:

— А с чего бы им засовывать нас в отдельную клетку, когда все остальные набиты под завязку?! Мы для них — лакомый кусок, крупная рыба.

В течение дня прибыло еще человек пять или шесть: их вывели из дверей вокзала и разместили в клетках. Одежда на них была обычная; скорее всего, как и Зейтуна с товарищами, их арестовали после урагана. Стало понятно, по какому принципу разделены заключенные: тех, кого перевели сюда из тюрем, привезли на автобусах и сразу загнали в клетки; задержанных после урагана сначала оформляли внутри вокзала, а потом выводили на площадь.

Зейтун краем уха слышал разговоры охранников и заключенных и понял, что военные и охрана уже дали тюрьме пару прозвищ. Кто-то окрестил ее «Южной Анголой», но большинство называли «Кэмп-Грейхаунд».

Во второй половине дня один из охранников подошел к соседней клетке, поговорил с находящимся там человеком в оранжевом комбинезоне, дал ему сигарету и ушел в здание вокзала.

Минуту спустя он снова появился с небольшой группой телевизионщиков, которых подвел к тому заключенному с сигаретой. Корреспондент — Зейтун разобрал, что это были испанцы, — коротко поговорил с арестантом, а затем подошел с микрофоном к Зейтуну и стал задавать ему вопросы.

— Нет! — закричал охранник. — С этим — нельзя!

Телевизионщиков поспешно повели обратно в здание вокзала.

— Черт побери, — сказал Тодд. — Этого малого подкупили.

Уходя, испанский оператор водил объективом из стороны в сторону, снимая панораму всей тюрьмы, Зейтуна в том числе. Сбоку к видеокамере была прикреплена яркая лампа. Зейтун пришел в ярость: его выставили преступником в клетке, в ослепительным свете прожекторов. И эта ложь будет показана всему миру.

Но вдруг вспыхнула надежда: команда ведь из Испании, значит, брат увидит его у себя в Малаге. Ахмад точно не пропустит этот репортаж — он не отлипает от экрана телевизора — и скажет Кейти, и Кейти узнает, где находится Зейтун.

Тут же, впрочем, появилась невыносимая мысль: родные в Сирии могут увидеть, в каких условиях он содержится. Что бы ни случилось, когда бы его ни освободили (если вообще освободят), он ни за что не расскажет им про свои «приключения». Ему не место в тюрьме. Он не преступник. Его держат в клетке, за ним следят, на него пялятся, как на экзотическое животное в зоопарке — бабуина или кенгуру. Такого стыда и позора их семья никогда еще не знала.

Во второй половине дня из задних дверей вокзала вывели нового арестованного. Белый, лет пятидесяти, худощавый, среднего роста, загорелый и темноволосый. Зейтун не обратил на него внимания, пока дверь их клетки не открылась и новенького не затолкали внутрь. Теперь их стало пятеро. Никто не знал почему.

Новенький был в джинсах и рубашке с короткими рукавами; во время и после урагана он каким-то образом сумел остаться опрятным и чистым. Ни на руках, ни на лице, ни на одежде — нигде ни единого пятнышка. И настроение скорее радужное, словно его обошли стороной страдания, которых не избежал почти никто в городе.

Он представился, по очереди пожав всем руки, словно на конференции. Сказал, что его зовут Джерри. Был жизнерадостен, полон энергии и непрерывно отпускал шуточки по поводу своего ареста. У Зейтуна и его товарищей после бессонной ночи в клетке под открытым небом не было сил пускаться в разговоры, зато Джерри ни на секунду не умолкал.

Он хохотал над собственными шутками, потешался над незавидным положением, в которое они попали. Не дожидаясь расспросов, сам рассказал, как его арестовали. В преддверии урагана Джерри уезжать не стал — он всегда пережидал шторм в городе. Его задачей было — защитить свой дом. Когда «Катрина» пронеслась, он понял, что продукты на исходе, а добраться пешком до магазина не мог. Его машина стояла на высоком месте и не пострадала, но у него не было бензина. Тогда Джерри отыскал кусок резинового шланга у себя в гараже и стал отсасывать бензин из машины соседа — он собирался потом покаяться, надеясь, что тот не будет держать на него зла. За этим занятием его и застукали солдаты Национальной гвардии и арестовали за воровство. Джерри считал, что это простое недоразумение, с которым власти быстро разберутся.