Ну конечно, он видел то же самое на снимках тюрьмы Гуантанамо. Такие же сетчатые ограждения с малым количеством закрытых простенков, чтобы заключенные постоянно находились в поле зрения охраны и друг друга. Как и там, тюрьма под открытым небом; сидеть и спать, похоже, негде. Каждая камера — клетка с голым цементным полом.
Клетка, в которую поместили Зейтуна с Тоддом, была размером пятнадцать на пятнадцать футов. В ней не было ничего, кроме переносного туалета без двери и вмонтированной в пол, как стойка для велосипеда, стальной скобы высотой дюймов тридцать и шириной — сорок. Обычно такие скобы служат ориентиром для водителей автобусов и выстраивающихся в очередь на посадку пассажиров.
Напротив клетки было двухэтажное административное здание «Амтрака», сейчас занятое военными. На крыше стояли два солдата с винтовками М-16 и смотрели на Зейтуна и Тодда.
Тодд, с горящими от негодования глазами, не переставал материться и протестовать. Но охранники мало что слышали. Даже до стоящего рядом Зейтуна долетали только отдельные слова. Именно тогда Зейтун понял, что откуда-то доносится, обволакивая их, заглушая все прочие звуки, монотонный механический гул. Он был настолько однообразным и постоянным, что сразу и не заметишь.
Обернувшись, Зейтун обнаружил источник этого звука. Задняя стенка их клетки почти вплотную примыкала к железнодорожным путям, где, прямо за ними, стоял дизельный двигатель от амтраковского локомотива. Двигатель работал на полную мощность и, догадался Зейтун, подавал электричество в здание вокзала и в их импровизированную тюрьму. Зейтун смотрел на серую громадину, весом не меньше ста тонн, с небольшим бело-красно-синим логотипом наверху, и думал, что, пока они сидят в клетке, им не избавиться от этого непрерывного гула.
К ним приставили одного охранника. Он сидел на складном стуле перед клеткой, футах в десяти от нее, и смотрел на Зейтуна и Тодда одновременно с любопытством и презрением.
Зейтун решил во что бы то ни стало добиться разрешения позвонить. Он схватился за сетку, стараясь привлечь к себе внимание какого-то офицера, топчущегося у выхода из вокзала. Тодд сделал то же самое, и они немедленно получили замечание от своего охранника.
— Не притрагиваться к сетке! — рявкнул тот.
— Не притрагиваться к сетке? Это что, шутка? — переспросил Тодд.
Но охранник не шутил.
— Еще раз притронешься — башку сверну.
Тодд поинтересовался, где им дозволено стоять. Ему разъяснили, что они могут стоять в центре клетки. Или сидеть на стальной скобе. Или на полу. Но если снова прикоснутся к сетке, им не поздоровится.
Еще человек десять охранников расхаживали около выхода из вокзала. Один — с немецкой овчаркой на поводке — подошел к их клетке и постоял там какое-то время, давая понять, что их ждет в случае неповиновения.
Зейтуну было трудно стоять. Сильно болела нога; до сих пор он боли не замечал. Снял шлепанец: у ноги в подъеме был странный цвет. Что-то попало под кожу, какая-то металлическая заноза, решил Зейтун, хотя не мог вспомнить, когда и где это случилось. Кожа посередине была фиолетовая, а по краям — белая. Занозу нужно срочно вытащить, иначе нога разболится еще больше.
Зейтун и Тодд по очереди сидели на стальной скобе — по десять минут каждый. Уместиться на ней вдвоем было невозможно.
Спустя час распахнулись двери вокзала. Наружу вышли Ронни и Нассер в сопровождении трех полицейских. Охранник отпер клетку Зейтуна и Тодда, туда запихнули Ронни и Нассера, и клетку опять заперли. Снова все четверо были вместе.
Под грохот работающего дизеля каждый рассказал, что с ним произошло. Всех четверых подвергли личному обыску. Одному только Тодду сказали, за что их задержали: присвоение краденого имущества; это было единственное обвинение. Никому не были зачитаны их права. Никому не разрешили воспользоваться правом на телефонный звонок.
Нассер попытался объяснить происхождение денег у него в сумке. Усилия полиции и военных в городе были направлены на борьбу с мародерством. Все об этом знали, и Нассер, тоже опасавшийся грабителей, решил держать все свои сбережения при себе.
Его доводы не произвели должного впечатления на допрашивающих. Нассеру не удалось их убедить, что тысячи иммигрантов предпочитают хранить наличные дома, а не нести в банки, которым они не очень-то доверяют. Напрасно он объяснял, что человеку в его ситуации лучше держать деньги при себе на случай, пусть даже маловероятный, если его остановят, допросят, задержат, даже — депортируют. Наличные легче спрятать, передать кому-нибудь, переправить в надежное место до своего возвращения.
Читать дальше