Ярослав Ратушный - Юдифь и олигофрен

— Товарищ солдат! — с яростью крикнул он. — У вас есть только два выхода: стать человеком или инвалидом!

Самым тяжелым испытанием была неизменная обязательность. Ежедневно в шесть часов утра дневальный кричал во всю глотку «рота подъем!». Нужно было встать, быстро одеться и бежать на зарядку. Сильно давили на психику серые стены высокого забора, окружавшего военный городок. Я чувствовал себя в замкнутом пространстве, как пойманный в клетку зверь. Вскоре я перелез через забор и пошел на почту, чтобы позвонить родителям. После этого стало немного легче.

Началось испытание бессонницей. За малейшее неповиновение, а я не был склонен повиноваться, следовал наряд вне очереди, что означало четырехчасовой сон. Часто я не спал двое суток подряд, а иногда даже три, но зато научился спать во всех положениях, кроме одного. В отличие от лошадей, я не мог спать стоя. Заснувшее тело делало шаг вперед, и я просыпался, чтобы через некоторое время попытаться заснуть снова. Я стал постоянным дневальным. Нужно было стоять возле тумбочки и отдавать честь входящим офицерам. Однажды я недостаточно рьяно отдал честь начальнику штаба и получил приказ десять раз отдать честь столбу, пройдя мимо него строевым шагом, что я сделал с большим удовольствием.

Вскоре батальон погрузил технику на платформы и поехал на полигон в Бердянск, где производили пуски ракет и прочую проверку военной техники. Солдаты ехали в товарных вагонах и двое суток спали на наспех сколоченных нарах, которые так остро пахли деревом, что ассоциировались с гробом. Офицерский вагон отличался только наличием тюфяков. Дорога была интересна тем, что приходилась мочиться прямо на ходу поезда в перегороженный двумя досками проем. Ветер легко мог озадачить неопытного солдата, плеснув струю мочи обратно в вагон.

Полигон расположился в приморской степи. Сразу по приезде я попал в охранение. Вскоре началась сильнейшая гроза. Небеса отворились, и оттуда полились тяжелые потоки воды. Я мгновенно промок, ибо спрятаться было негде, кроме низкорослых деревьев. Однако молнии так обильно вонзались в землю, что стоять под деревьями было опасно. Я предпочел выполнить солдатский долг и на следующий день заболел сильнейшей ангиной. Военный врач заглянул в мое горло, в ужасе отшатнулся и посоветовал спрятаться от комбата, поскольку все солдаты были заняты строительными работами по устройству лагеря.

В госпитале я провел пять самых лучших дней в Советской Армии. Вскоре идиллия завершилась, поскольку в городе началась эпидемия дизентерии. В одной из армейских частей, где служили более тысячи солдат, целый день не было воды. Под вечер жаждущие бросились пить застоявшуюся воду, и все заболели. Дизентерия была очень тяжелой с высокой температурой. На территории госпиталя разбили палаточный лагерь, чтобы поместить всех нуждающихся в помощи. Я видел, как их привозили в закрытых, битком набитых фургонах. Почти все больные шатались, некоторые падали на землю. На следующий день всех ходячих больных выписали. В Бердянске был зафиксирован случай холеры. Тем не менее, я ел грязными руками немытые фрукты с деревьев, которые росли прямо на улице. Товарищ сделал мне замечание.

— Я такими болезнями не болею, — легкомысленно ответил я.

Впрочем, предосторожности не помогали. Дизентерия начала копить солдат нашего батальона. Учения продолжались своим чередом. Повизгивали многочисленные стволы орудий, призванных защищать советские танковые армады от нападения с воздуха. Небо полыхало в разрывах. Танки производили впечатление чудовищной мощи. Однако мы знали, что «фантомы» могут сделать из этих устрашающих монстров груду металлолома. Командир соседней части захотел потренироваться в стрельбе из пулемета по «колбасе» — огромной мишени, которую самолет тащит на длинном тросе. Пулемет заклинило, и он дал очередь прямо перед носом испуганного летчика, который тут же отстегнул трос и улетел на аэродром.

Солдаты бегали в кустики. Худшее началось по дороге домой, ибо мы поехали в тех же товарных вагонах. Трое суток без туалета — это проблема даже для здорового человека, а многие были больны дизентерией. Они говорили: «Ребята, держите меня». Два человека опускали страдальца в проем несущегося вагона и держали его за руки пока он справлял нужду на ходу поезда.

Процедура была довольно сложной и называлась «сшибать столбы». Некоторые стеснялись или не успевали попросить. Дело было летом, поэтому солдаты подняли крик о невыносимой вони и стали требовать поместить засранцев в отдельный вагон. Бунт начался на третий день дороги, когда мой желудок начал становится нестерпимо назойливым. Я испытал страшное разочарование, увидев, что туалета нет даже в офицерском вагоне. Меня охватила паника. К счастью, прозвучала команда поменять караул, поскольку военная техника даже на открытых платформах должна была сопровождаться вооруженным охранником. Едва мы подбежали к платформе, я скинул штаны и присел прямо на рельсах.