Ярослав Питерский - Падшие в небеса

— У меня горе, горе дядя Сережа!

— Что еще?

— Понимаешь, человек, которого я люблю больше жизни, сейчас в тюрьме. Он сидит, за чужое преступление. Его посадили за чужое зло!

— Что?! — насторожился Сергей. — Это Щукин, этот поэт, что ли сидит?

— Да,… а ты откуда знаешь, — растерянно ответила Виктория.

— Да уж знаю, — буркнул недовольно Сергей. — И кого же он убил?

— Женщину. Одну женщину,… но он не убивал, он не убивал, я знаю тут все не так! Ее убил другой человек! — девушка склонила голову и затрясла плечами. Она рыдала, как ребенок, Вавилову стало больно и грустно, он подошел к Виктории и, обняв ее за плечи, сильно прижал к груди.

— Успокойся девочка! Успокойся! Но Виктория вырвалась из объятий и, пристально посмотрев в глаза Вавилову, нервно и зло сказала:

— Ты должен мне помочь! Ты должен мне помочь, просто обязан это сделать! Сергей пожал плечами:

— Помочь, конечно, нужно, но вот что я могу? Как я тебе помогу?

— Я не знаю! Ты сильный, ты мужественный и решительный! Я не знаю как, но ты должен мне помочь! Вавилов тяжело вздохнул и вновь попытался обнять Викторию, но та оттолкнула мужчину и, повернувшись к нему спиной, подошла к перилам.

— Ты дядя Сережа в долгу перед самим собой. Вот я и пришла, что бы тебе сказать, пора отдавать, этот долг.

— Я в долгу? Почему ты так решила?! — удивился Вавилов.

— Да не я решила, а ты. И ты сам это прекрасно осознаешь, просто не хочешь мне признаваться. Так ведь? Так! И должен ты сам себе, потому что ты долгое время работал на зло…. А теперь все изменилось, ты должен работать на добро. Ведь в мире должно быть хоть какое-то равновесие, сначала побеждает зло,… затем побеждает добро. Смена неизбежна… так вот, ты теперь в белой полосе… Вавилов тяжело вздохнул, но ничего не ответил. Девушка восприняла это молчание, как согласие. Как свою маленькую победу, как прорыв в убеждении, она продолжила:

— Я знаю, ты не хочешь больше ничего делать, что связана хоть как-то с насилием. Я знаю, я поняла это и, потому ты расстался с моим отцом. Но, дядя Сережа, иногда, что бы больше не служить злу и насилию нужно вновь к нему прибегнуть, что бы побороть зло, что бы побороть неправду и ложь. Это нужно сделать.

Вавилов медленно достал из кармана пачку сигарет и закурил. Он смотрел куда-то вдаль, на горы, на правом берегу Енисея. Он смотрел на небо, над этими горами и молчал,… ему так хотелось молчать.

— Что бы тебя убедить окончательно, я скажу тебе вот что, если ты не поможешь, то погубишь две жизни, своим бездействием погубишь две жизни. Жизнь моего любимого, который сейчас в тюрьме и мою. Я без него не хочу жить. Решай дядя Сережа! Вавилов разозлился. Кто она такая, вот так прийти и требовать от него подчиняться?! Говорить пафосные слова и давить, давить… Нет, она не имеет права. Она не должна это делать. А он? Должен ли он сам слушать все это, рассчитываться или исправлять чужие ошибки? «Меня опять загоняют в угол. Опять! Почему, почему человеку решившему покончить со своим прошлым, всегда нужно возвращаться туда? Стремление к добру неизбежно приносит боль и страдание?»

— Что ты хочешь, что бы я сделал? — выдавил из себя Вавилов.

— Я хочу, чтобы ты заставил сознаться убийцу! — зло сказала Виктория.

— Хм, заставить сознаться можно, но это будет насилие. Как же правда, добро и разве справедливость можно вершить с помощью насилия? Виктория повернулась и внимательно посмотрела на Вавилова. По щекам у нее текли слезы, она, смахивая их, грустно улыбнулась:

— Я не знаю, я не знаю, ну ты, ты же хочешь мне помочь? Хочешь? Помоги мне, придумай, что ни будь! Вавилов ничего не ответил, он тяжело вздохнул, подойдя к Вике, погладил ее пальцем по щеке, затем поцеловал в губы и, повернувшись, пошел прочь.

— А как же помощь? Ты мне поможешь?

— Да,… - бросил он устало.

— Но ты даже не знаешь, кто негодяй, кто этот подлец и убийца?!

— Я знаю,… - еле донеслось до нее. Виктория стояла и смотрела ему вслед. Вавилов шел медленно, но уверенно, Маленькая поняла, этот человек сделает все возможное. Ей стало немного легче на душе и она грустно улыбнулась. Ее губы прошептали:

— Вилор! Я спасу тебя… Мы спасем тебя…

Женщина льет в глубокую тарелку молоко,… много молока. Красные ягоды клубники тонут в белой неизбежности и становится немного грустно.

— Вилор, ты хочешь, что бы я добавила сахар? Но говорить не хочется, она ждет, но ответа нет.

— Вилор, ты не любишь сладкое? Ты же любил сладкое?… Ее лицо, оно в лучах света, его черты красно-рыжие от солнца.