Чак Паланик - Призраки

То, о чем не стали бы говорить даже французы.

Тот старший брат моего школьного друга, тот, который служил во флоте, научил нас еще одной замечательной поговорке. Русской. В том же смысле, в каком мы говорим: «Мне это надо, как дырку в башке…», — русские говорят: «Мне это надо, как зубы в заднице…»

Mnye etoh nadoh kahk zoobee v zadnetze.

Все эти истории о том, как животные перегрызают себе лапу, чтобы выбраться из капкана… любой койот знает, что пара укусов — это спасение от верной смерти.

Черт… даже если ты русский, иногда эти самые зубы могут прийтись очень кстати.

В противном случае приходится делать вот что: оборачиваешься назад. Просовываешь локоть под колено и подтягиваешь эту ногу к лицу. Грызешь и кусаешь собственную задницу. Тебе уже не хватает воздуха, и ты разгрызешь что угодно, лишь бы вдохнуть еще раз.

Это не то, о чем стоит рассказывать девушке на первом свидании. Если рассчитываешь поцеловать ее на прощание — лучше не надо.

Если я расскажу, как это было на вкус, вы никогда больше не будете есть кальмаров.

Сложно сказать, что родителям было противнее: как я вляпался в это дело или как спасся. После больницы мама сказала:

— Ты сам не знал, что творишь, солнышко. Ты был в шоке.

И она научилась варить яйца-пашот.

Все эти люди, которым противно или которым меня жалко…

Мне это надо, как зубы в заднице.

Теперь мне все говорят, что я слишком худой. Хозяева в доме, где званый обед, как-то вдруг затихают и обижаются, что я не ем их тушеное мясо. Тушеное мясо меня убивает. Запеченный окорок. Все, что задерживается в кишечнике больше, чем на пару часов, выходит такой же едой. Лимская фасоль «по-домашнему» или кусочки тунца — я встаю с унитаза, и вот они, плавают там в толчке.

После радикальной резекции кишечника процесс пищеварения проходит не так хорошо, как надо. У вас длина толстой кишки — пять футов. А мне еще повезло, что у меня есть хотя бы шесть дюймов. Так что я так и не стал звездой школьной футбольной команды. И не получил степень магистра делового администрирования. Эти мои друзья — и тот, который со свечкой, и тот, который с морковкой, — они выросли, стали большими, а я с тринадцати лет не набрал больше ни фунта.

Была еще одна очень большая проблема: родители заплатили за этот бассейн немалые деньги. В итоге папа сказал тому парню, который чистил бассейн, что это собака. Наша собака свалилась в бассейн и утонула. Даже когда этот парень открыл заглушку на фильтре и выудил резиновую трубку, моток бледных кишок с большой оранжевой витаминкой внутри, отец все равно сказал:

— Этот пес был какой-то придурочный. Даже из моей комнаты наверху было слышно, как отец говорит:

— Нельзя было оставить его без присмотра ни на секунду… А потом у сестры случилась задержка.

Даже после того, как в бассейне сменили всю воду, как предки продали дом, и мы переехали в другой штат, после того, как сестрица сделала аборт, даже тогда папа с мамой больше ни разу не упоминали об этом.

Ни разу.

Это наша невидимая морковка.

А теперь можете и вдохнуть, полной грудью.

Я до сих пор не могу.

Под следующим фонарем стоит Преподобный Безбожник, рядом с ним — квадратный чемодан. Утро по-прежнему раннее, так что из всех цветов есть только черный и серый. И вот черная ткань чемодана покрыта серебристыми шрамами «молний», разбегающимися во всех направлениях: черный швейцарский сыр из многочисленных отделений, кармашков и прорезей. Преподобный Безбожник с лицом, как кусок мяса — сырое красное мясо вокруг носа и глаз, бифштекс из кусочков, сшитых нитками и рубцами, — и распухшими, покоробившимися ушами. Брови сбриты. И нарисованы заново черным карандашом: две удивленные дуги поднимаются, чуть ли не до самых волос.

Наблюдая за тем, как он заходит в автобус, Товарищ Злыдня расстегивает пуговицу у себя на жилете. Застегивая пуговицу, она наклоняется к диктофону, торчащему из кармана Графа Клеветника.

Товарищ Злыдня говорит в маленький красненький огонечек ЗАПИСЬ: на Преподобном Безбожнике — белая блузка. Женская блузка. С застежкой налево.

Его пуговицы из горного хрусталя искрятся в тусклом свете фонарей.

Чуть дальше по улице, за следующим поворотом, под фонарем, в сумраке за пределами круга света, ждет Обмороженная Баронесса.

Сперва в открытых дверях автобуса появляется ее рука, вполне нормальная рука, с пальцами, желтыми от никотина. Без обручального кольца. Рука ставит на верхнюю ступеньку пластиковый чемоданчик для косметики. Потом появляется колено, выпуклость груди. Пояс на талии, плащ. А потом все отводят глаза.