Гийом Мюссо - Я не могу без тебя

– Леопольдина! Скажешь тоже! Хочу напомнить тебе, что сначала нужно сделать детей, и только потом выбирать им имя. Кстати, у нас сегодня совсем другие заботы…

Габриель выпорхнула из машины с присущей ей грацией. В выходной день улицы были пустынны, а воздух – напоен прохладой и свежестью раннего утра. Мартен выбирался из машины с большим трудом, опираясь на трость из орехового дерева с изящным набалдашником. Габриель не могла удержаться, чтобы в шутку его не подразнить:

– Ты очень сексуален в таком виде, милый. Прямо как доктор Хаус!

Мартен пожал плечами и открыл багажник, чтобы достать три плоских деревянных футляра, плотно связанных между собой. Габриель, увидев, что ему тяжело, воскликнула:

– Дорогой, давай я!

Когда она отвязала первый футляр, из него показалось чье-то бесформенное лицо с портрета кисти Пикассо.

В таких футлярах Арчибальд хранил в тайном убежище полотна, которые в течение последних двадцати лет похищал по всему миру и за которые никогда не требовал выкупа: прославленные картины Энгра, Матисса, Климта и Гойи. В скором времени они должны были вернуться на свои прежние места в музеях и галереях.

В качестве наследства Арчибальд оставил дочери секретный адрес этого убежища во время их встречи, мучительной для обоих, но принесшей им облегчение, в маленькой бухточке в Сан-Симеоне.

В три приема Габриель отнесла запакованные картины и сложила их у центрального входа в знаменитый музей. На это у нее ушло не более двух минут. Вернувшись к машине, она заметила еще одну картину, задвинутую за сиденье и прикрытую какой-то ветошью: автопортрет Ван Гога. На лице, изображенном на бирюзовом фоне, выделялась рыжая бородка художника, рыжая шевелюра, а главное – завораживающий пристальный взгляд.

– Вот эту, кстати, можно было бы оставить, – отважился предложить Мартен.

– Ты шутишь, надеюсь?

– Да ладно! Только одну! – настаивал он. – На добрую память о твоем отце. Благодаря этой картине мы с ним впервые встретились на Новом мосту в Париже.

– Об этом не может быть и речи! Раз уж мы решили поступить по-честному, так надо идти до конца!

– Согласись, она бы украсила нашу гостиную. Представь, как она впишется в интерьер и придаст ему благородный классический стиль. Я не против мебели из «ИКЕИ», но…

– Очень хорошая мебель!

– Ну, знаешь ли! Это как посмотреть.

Мартен все же решил, правда, с сожалением, вернуть шедевр. Прихрамывая, сделал несколько шагов к музею и оставил «Портрет человека с отрезанным ухом» у парадного входа. Как только он вернулся в машину, автомобиль сорвался с места и умчался прочь.

«Мустанг» пронесся по проспекту Ван-Нуйс, потом свернул на Ломбард-стрит.

Солнце поднималось все выше, окрашивая город в нежный розовый цвет, и с каждой минутой его оттенок становился ярче. Теплый ветер широким потоком нес к югу запах соленого моря. Знакомый силуэт гигантского моста Золотые Ворота выступал из предрассветного тумана, сопровождаемый бесчисленным множеством малюсеньких на его фоне мачт и парусов, стоящих в заливе яхт.

Габриель, въезжая на мост, направила машину на дублер и остановилась в крайнем правом ряду, в том месте, где Мартен и Арчибальд встретились в роковом поединке.

– Давай! – воскликнула она. – Теперь твой выход!

Как и в тот раз, Мартен вышел, хлопнув дверцей, и перешагнул через барьер, отделяющий полосу для велосипедистов. Он наклонился над бездной и с опаской посмотрел вниз, где вокруг могучих опор моста, крепко-накрепко вколоченных в дно океана, бурлили пенящиеся волны. Снизу раздавался шум, дул ледяной ветер, насыщенный водяной пылью. Мартен ужаснулся, осознав, насколько ничтожным был его шанс выжить после такого падения. Он засунул руку в карман и нащупал тонкие грани бриллианта.

– Не забудь загадать желание! – крикнула Габриель.

Мартен вынул камень, вытянул руку вперед и на открытой ладони подставил его ветру. «Ключ от рая» сиял, как тысяча солнц, переливаясь на свету. Тот, кто в этот момент любовался его лучезарным сиянием, не мог даже представить, сколько несчастий принес этот камень большинству своих прежних хозяев. Габриель и Мартен не собирались оставлять его себе. Они также не желали возвращать его финансовым магнатам, которым раньше принадлежал бриллиант, впрочем, те и сами не осмелились заявить о своих претензиях на него.

Мартен в последний раз посмотрел на драгоценный камень и, размахнувшись, изо всех сил бросил его подальше в Тихий океан.