Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника»

А затем Арчи пристально посмотрел ей в глаза и сказал нечто необыкновенное:

– Надеюсь, однажды вы откроете мне, кто или что из вашего прошлого вселило в вас такой страх. Простите мою дерзость, однако я чувствую в вас скрытность и замкнутость, которые идут вразрез с вашей истинной натурой. Не беспокойтесь, – он тепло улыбнулся, – я не намерен совать нос в чужую жизнь. Боюсь, это опять тот случай, когда люди встретились не в то время и не в том месте.

– На этом и остановимся, – подвела черту Селеста, сопротивляясь невидимому притяжению, возникшему между ними. – Добрых снов, Арчи… мистер Макадам.

– До свидания, но не прощайте, Селеста!

Макадам удалился, оставив ее размышлять над его словами в компании лунного света и звезд.

В последнюю субботу августа пятьдесят детей радостно высыпали из вагона на платформу вокзала Колвин-Бэй в Северном Уэльсе. В руках они держали мячи, биты и сумки с купальными костюмами; радостно махали соломенными шляпами и жмурились на солнышке. Мэй они показались стайкой белых бабочек, что разлетелись по пляжу, трепеща крылышками. Она страшно устала от шитья, недосыпа и сомнений, стоило ли вообще сюда ехать. Все дело в том, что нужно приглядеть за Эллой, чтобы та опять не начала сочинять небылицы.

– Больше никаких басен про капитана Скотта и прочих выдумок, – строго сказала она дочери. – Твоего отца звали Джозеф Смит, он был плотником из Эджуорта.

– Прямо как Иосиф из Назарета, – заметила Элла.

– Опять начинаешь? Не дерзи и слушай, что тебе говорят.

– Ты ведь не будешь носить свое старушечье платье? В нем ты на ворону похожа! Ты обещала, что не будешь! У мамы Хейзел новое платье. Надень и ты новую юбку, ладно?

Мэй была поражена. Подумать только, совсем юная девица, а уже сравнивает женщин между собой. Мэй несколько раз встречала миссис Перрингс в школе. Ее дочь Хейзел – лучшая подружка Эллы. Кажется, они подходят друг другу.

Долли Перрингс всю дорогу вязала, болтала обо всякой всячине, в том числе о своем новом приятеле Джордже, солдате из Уиттингтонского гарнизона, который всегда отличался чистыми ногтями и аккуратно причесанными усами. Миссис Перрингс была одета в яркое бело-розовое летнее платье, а подстриженные волосы взбила в пышную шапочку. Неудивительно, что в сравнении с ней Мэй кажется Элле невзрачным мотыльком.

Девочка и не догадывается, какую боль причинили ее слова матери. Мэй подумала о галках – черных, как и вороны. Они воруют блестящие вещи, а кто она сама, если не воровка? Пожалуй, так и надо ее называть. Мэй напряжена, словно туго сжатая пружина, измождена и обессилена. Она словно стоит на краю крутого утеса: стоит подуть ветру, и она рухнет вниз. Уверенность в себе, которую Мэй ощущала после стычки с Флорри, растаяла и превратилась в усталость. Любое действие дается ей с огромным трудом, даже в этот ясный солнечный денек. Когда в нос Мэй пахнуло соленым морским ветром и водорослями, она почувствовала дурноту. Море! И как вообще она позволила уговорить себя приехать на морское побережье? Это какое-то безумие.

Она шла позади других матерей, сопровождавших детей в поездке.

– Не отставайте, миссис Смит… Мэй. Давайте найдем местечко, где можно выпить чаю, и отправимся на прогулку, подышим воздухом, пока мисс Парри и другие учительницы проведут с девочками урок природоведения. Для них-то учеба продолжается, а для нас – нет.

Собственные ноги казались Мэй чужими. Еле тащась, она вместе со своей спутницей зашла в небольшое чайное кафе, однако вместо крепкого терпкого напитка ощущала во рту лишь теплую воду. При виде волнующегося моря ей стало дурно.

– Какой прекрасный вид, – восхитилась миссис Перрингс. – Отсюда можно наблюдать за приливом. Поглядите, водная гладь такая безмятежная и ровная, точно серебряное озеро или мельничный пруд. – Она продолжала щебетать, не обращая внимания, что Мэй сидит к морю спиной.

– У моря есть и другое лицо, страшное и жестокое, – неожиданно произнесла Мэй вполголоса. – Оно завлечет тебя, убаюкает обманчивым покоем, а потом швырнет в ревущие волны.

– Ах да… Прошу прощения, моя дорогая. Хейзел говорила, что ваш муж погиб в море. Овдоветь в столь молодом возрасте – это ужасно. Когда мне принесли телеграмму, извещавшую, что Филипа убили на Галлиполи, я была готова наложить на себя руки. Не знаю, что бы я делала, если бы не малышка Хейзел. Она моя маленькая помощница, мое утешение – наверное, как и Элла для вас. По крайней мере, у нас есть дети, в которых сохранилась частичка наших мужей.