Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника»

В лагере обучали самым разным предметам: шахматам, итальянскому, польскому языкам, ивриту, животноводству, пчеловодству, умению вязать морские узлы и запускать воздушного змея. Всякий, кто обладал знаниями в той или иной области, делился ими с остальными, лишь бы не броситься от отчаяния на колючую проволоку и не схлопотать пулю в затылок.

Родди ничего не мог предложить, кроме рассказов о поездках через всю страну, самых удобных местах остановок, производстве шин и истории резиновой промышленности в Акроне. Как ни странно, у него тоже находились слушатели. Для самых набожных проводили церковные службы, но в душе Родди они не вызывали отклика. После увиденного в сражениях он сильно сомневался, что война разразилась по воле какого-то вселенского божества. Выбраться бы как-нибудь из этой тюрьмы…

Он стал посещать уроки итальянского – вдруг да пригодится. Священник, который обучал желающих, был больше американцем, чем итальянцем, но уроки вел очень старательно.

Несмотря на свое предубеждение против религии, Родди испытывал симпатию к отцу Фрэнку. Невысокий, темноволосый, чуть младше его, спокойный и невозмутимый. Он спас двух бойцов, вытащив их с поля битвы. Даже немецкие солдаты прекращали огонь, когда священник соборовал умирающих. А недавно отец Фрэнк устроил музыкальный клуб при помощи старенького заводного граммофона и пластинок, присланных в лагерь. Музыка была в основном классическая, однако она поднимала настроение и пробуждала в памяти различные картины.

Сегодня падре поставил «Симфонию Нового Света» Дворжака, наполненную мотивами народной музыки и негритянских духовных гимнов. Слушая ее, Родди со светлой грустью вспоминал бескрайние просторы Огайо.

– Думаю, неплохо было бы организовать хор, – поделился мыслями отец Фрэнк. – Может быть, даже устроим концерт. Если удастся собрать десять-двадцать голосов, подготовим несколько номеров.

– Меня сразу вычеркивайте, – заявил парень, сидевший рядом. – Начисто лишен слуха.

Зачем он тогда слушает музыку? – удивился Родди.

– Не знаю нотной грамоты, – сказал другой офицер, вставая, чтобы уйти.

– А кто говорил про нотную грамоту? – засмеялся священник. – Просто будем петь все подряд по памяти, пока не пришлют какие-нибудь ноты. – Он повернулся к Родди. – Как насчет вас, капитан Паркс?

Уже почти в дверях, Родди в притворном ужасе поднял обе руки.

– В последний раз я пел на публике еще в коротких штанишках, – расхохотался он.

– Где же это было?

– В Личфилде.

– Это где, в Коннектикуте?

– Нет, в Личфилдском соборе, в Англии. До встречи, святой отец…

– Погодите, погодите. – Священник направился вслед за Родди. – Кажется, первый хорист у меня есть, да еще какой! Церковный певчий, ни больше ни меньше.

– Черт… то есть, прошу прощения, падре, я – пас. С трудом представляю, что получится, если я открою рот.

– Никто не представляет, в этом-то и штука. Не волнуйтесь, капитан, я не буду придираться. Послушаю вас, а потом мы поработаем над голосом.

Значит, уже «мы». Родди застонал.

– Зовите меня Родди, падре.

– Увидимся на закате, капитан Родди, тогда и начнем. Кто знает, что принесет завтрашний день? Может, среди нас обнаружится второй Карузо, – со смехом проговорил отец Фрэнк, радуясь, что нашел новобранца.

И как это его угораздило? Родди недовольно бурчал себе под нос, хотя знал, что придет на репетицию. А чем еще заниматься в этой дыре?

Отец Фрэнк закончил обход больных. В лагере имелось что-то типа лазарета – оборудован он был бедно, местный доктор, как мог, растягивал средства из аптечки первой помощи, а потом добился, чтобы пленным выдавали положенные лекарства из посылок Красного Креста. Врач и сам еле держался на ногах от переутомления.

– Иди покури, – предложил Фрэнк. – Я тебя подменю, если покажешь, за кем надо приглядеть.

Радуясь, что может принести пользу, он исповедал нескольких солдат и написал короткое письмо родственникам солдата, у которого был сильный жар.

С гигиеной в лагере дело обстояло скверно. Уборные – одно название, просто дырки в полу. Несмотря на все старания соблюдать чистоту, экскременты все равно заносились на подошвах в бараки. Доктор опасался самой страшной инфекции – брюшного тифа.

Стояла жара, повсюду кружили мухи. Бригады, работавшие в поле, возвращались еле живые от усталости, обгорелые на солнце, и все же тем, кто еще сохранял силы, труд давал возможность хоть как-то избыть владевшее ими отчаяние. Главным врагом по-прежнему оставалась скука. Никто не знал, что происходит за стенами лагеря. Прибывающих извне засыпали вопросами о наступлении, однако союзные войска продвигались на север слишком медленно, и надежд на освобождение было мало.