Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника»

– Согласен, но только не сегодня. Вряд ли ты сумеешь докопаться до истины в День рождественских подарков. Все давно спят. Я приготовлю тебе какао.

– Нет уж, спасибо, – отрезала Элла. – Ты все время кипятишь молоко, а я ненавижу пенки.

Она посмотрела на Селвина: он протягивал руки, чтобы обнять ее.

– Мы не родня, это правда, но я всегда относился к тебе по-особому, так же как к Мэй… Пора спать. Утром все покажется нам не таким страшным.

При свете фонаря они спустились по обледенелой тропинке. Элла мучилась стыдом, чувствовала себя усталой и опустошенной, как выжатый лимон. Селвин прав: выяснение собственной личности подождет до завтра. Несмотря на пережитое потрясение, какая-то часть души Эллы давно подсказывала ей, что она не похожа на мать. Глядя на Мэй, она никак не могла представить, что та носила ее под сердцем. Этот маленький червячок сомнения вызывал у нее мучительное чувство вины, так что со временем Элла научилась не обращать на него внимания. Теперь же, когда правда открылась, она испытывала непонятное удовлетворение от того, что интуиция ее не подвела.

Элла остановилась и запрокинула голову в ночное небо, где светила луна и мерцали звезды. Кто я? Как мне это выяснить? Есть ли в мире хоть один человек, которому это известно?

Италия

Мать Марии, с головы до пят одетая в черное, долго изучала пинетку, хотя ее глаза давно заволокло белой пленкой.

– Я плохо вижу, – сказала она наконец. – Кружево хорошее, и башмачок красивый… такие есть у каждого младенца. Не возлагай надежды на эту мелочь.

– Но ведь Мария плела прекрасные кружева, – не отступал Анджело, огорченный словами старухи.

– Как и большинство девушек в Ангьяри и Сансеполькро. За это мы должны благодарить сестер Марчелли и их маленькую scuola di merletto [23]. Для кружева нужен лишь моток ниток да коклюшки, а сколько прекрасных вещей мы создали с их помощью за эти годы: звезды, цветы, снежинки, животные… Помню, Мария сидела подле моего валика и смотрела, как я плету. Теперь ее больше нет с нами. Такова воля Господа.

Анджело рассчитывал услышать совсем иное. Он был смущен и расстроен.

– Я думал, вы узнаете ручную работу, – сказал он, засовывая пинетку в карман. Встреча далась ему тяжело. – И зачем только мы прислали ей билет…

– Марию все равно было не остановить. Она хотела к тебе. Много месяцев она проводила все свободное время за плетением кружев – воротничков, манжет, детских вещей, – старалась заработать лишнюю монету. Взгляни, как она улыбается на фотографии и какое изящное кружево на платье Алессии. Мария гордилась своей работой, а малышка – смугляночка, вся в тебя.

Каждая точка этой драгоценной фотографии была отпечатана в сердце Анджело, однако он вновь устремил взгляд на нее. Отец Марии наполнил стакан терпким вином.

– Пей, сынок. Мы не держим на тебя зла. Не ты потопил пароход. Он оказался слишком велик для океана, и океан его поглотил. Мария села не на тот корабль.

– Если бы вы знали, как тяжко носить эту боль в сердце, – заплакал Анджело.

– Тогда похорони прошлое и живи своей жизнью с новой семьей. Мы все желаем тебе добра. Сын хочет стать священником? Я был бы рад познакомиться с ним… Он в Америке, и это хорошо. Здесь ему пришлось бы вступить в ряды чернорубашечников. При дуче [24]у нас все по-другому. В школах учат только тому, что можно произносить вслух. Дети чиновников купаются в роскоши, а остальные ребятишки голодают. Жители деревни боятся лишний раз открыть рот – а вдруг кто-то донесет мэру? Говорят, всем будет хорошо, если мы пойдем за дуче, а я считаю, лучше жить свободным… где бы ты ни был.

Анджело крепко обнял родителей Марии. Больше уже он с ними не встретится. Когда он шел по деревне, соседи его не узнавали, да и он чувствовал себя чужаком. Он улыбался и махал рукой, но люди уходили в дома и захлопывали двери. Как тихо здесь по сравнению с шумными улицами Нью-Йорка, где пахнет чесноком и жареным луком, со всех сторон доносятся громкие голоса посетителей кафе и уличных продавцов фруктов, слышны нетерпеливые гудки автомобилей. Нью-Йорк теперь его дом.

Анджело забрался в горы, чтобы сверху посмотреть на сельские крыши и увидеть дальние холмы. Здесь он впервые поцеловал Марию. С тех пор прошла целая вечность. Сейчас тут зябко и сыро, все окутано дымкой серого тумана, а весной бушует зелень, цветут цветы и благоухает сосна. Всему свое время, вздохнул Анджело. Мария навсегда осталась в весне, тогда как для него наступила осень жизни. Пора возвращаться домой.