Елена Колина - Наука о небесных кренделях

– Подумай еще, подумай, подумай! Ты хочешь расстаться с родовым гнездом ради чужой девочки, ради чужой девочки, – голосом кота Матроскина втолковывала Алена. – Прости, но из-за Марфы вы попали в это, в эту… в этот кошмар. Она все-таки немножко виновата: нельзя жить, как будто вокруг нет ни законов, ни других людей.

– Марфа не виновата… – сказала я и тут же почувствовала себя неловко, как если бы меня вызвали в школу и учительница говорит, что мой ребенок хулиган, а я возражаю, что мой ребенок не хулиган, а просто очень живой ребенок…Но если представить, что мой близкий человек действительно совершил что-то плохое, – как тогда поступить, дать свершиться правосудию?… Думаю, я буду защищать своего близкого человека до последней капли жизни, я буду грызть зубами правосудие, я спрячу своего близкого человека в лесу, я построю ему шалаш, я буду ночью приносить ему еду, я… Думаю, все люди поступят, как я.

– Это твой дом, твое прошлое, твоя семья, это твое все, ты хочешь отдать все свое за чужую девочку, – как заведенная, повторяла Алена.

Конечно, я не хочу. Мой дом, мой дед, мой папа, чужая девочка, да. Марфа такая худенькая, слабая, она там погибнет. Это моральная ловушка: где граница – за это ты не позволишь человеку погибнуть, а за это позволишь. Но как тогда жить? Получается, что у меня нет выбора: как мне потом жить, уютно сидеть в гостиной у камина и думать, что я могла ее спасти, но не спасла и уютно сижу у камина?

Алена поерзала на скамейке, вытащила из-под себя сумку, аккуратно протерла салфеткой, чтобы от дождя не испортилась кожа, опять уселась на сумку. Завистливо вздохнула:

– На тебе джинсы болтаются, можно кулак просунуть… ты похудела на три размера или на четыре! – И опять: – Твой дом, чужая девочка, ты хочешь быть героиней…

– Господи, Алена, ну при чем тут героиня? Просто у меня нет выбора: я хочу есть. Котлеты. Котлеты, оливье, не говоря уж о карпаччо. Я хочу есть, но не могу: представляю, как Марфа в тюрьме, и начинает тошнить. А я хочу есть.

Хорошо, что у Алены с Никитой нет денег. Если бы у них были деньги, я бы раздумывала – попросить в долг или нет, а сейчас я могу рассчитывать только на себя. Когда Алена с Никитой разводились, Никита перевел на Алену дом в Испании и счет в испанском банке, на счете две тысячи евро. Алена кричала «где деньги?!» и «мы что, нищие?!», Никита кричал «я, что ли, покупал диваны и джакузи?!», Алена кричала «а кто?!», но счет после покупки и меблировки дома был пуст. Алена кричала «зачем мне твой пустой счет?!», Никита кричал «это твой пустой счет, а я должен быть чист перед законом!» – и перевел пустой счет на Алену. Назло Никите Алена немедленно заплатила со счета за сумку «Gucci»…Мне повезло, что на Аленином счету пятьсот евро.

У меня странная особенность организма: мне стыдно просить. Даже о пустяковом одолжении – подвезти меня куда-то или дать номер телефона, – голос становится неестественно-искательным, и я сама себе противна. Может быть, это врожденная сатанинская гордость, а может быть, я просто избаловалась: мне никогда не нужно было никого ни о чем просить, для всех моих желаний, больших и маленьких, сначала был папа, потом Андрей…Хорошо, что у Алены с Никитой нет денег, – то есть для меня хорошо, для Алены с Никитой, конечно, плохо.

– Как человек практичный я хочу рассмотреть все варианты, – сказала Алена.

И практичная Алена рассмотрела все варианты.

Вариант первый: «А твой дом в Испании нельзя продать? Давай заодно и мой дом продадим, я его ненавижу, я из-за него развелась». Почему Алена, такая практичная, не понимает? Дом в Испании нельзя продать, его можно только отдать банку, – дом в Испании в кредит. Алена ненавидит свой испанский дом, как любовницу, разлучившую ее с мужем, но его нельзя продать (хоть он и не в кредит), – в Европе кризис, переизбыток недвижимости.

Вариант второй: «Может быть, ты сначала найдешь этого человека?… Пусть назовет сумму, предложит скидку, а мы спокойно подумаем». Алена думает, что этот человек будет вести себя как продавец на восточном рынке: скажет «за прекращение дела ни в чем не повинной девочки пять пиастров, за извинение перед вашим мужем еще пять пиастров», – я повернусь и уйду с непроницаемым лицом, а он побежит за мной с криками «ладно, по три пиастра за каждого фигуранта, и мы прекратим вас мучить!»…И мы с Аленой ушли из садика Фонтанного дома, и веселое слово – дома – никому теперь не знакомо, все в чужое глядят окно, сердце к сердцу не приковано, если хочешь – уходи, много счастья уготовано тем, кто волен на пути.