Елена Колина - Воспитание чувств - бета версия

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Е. Колина, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Осенью 2014 года, на канале Грибоедова у корпуса Бенуа.

Звонит Ларка. Сейчас скажет: «Ты видел курс доллара?» Ларка, как маньяк, смотрит «доллар – евро – нефть», зажмуривается, как будто, открыв глаза, увидит другой доллар, другой евро, другую нефть, открывает глаза и опять смотрит. Сейчас скажет: «Я так люблю его, что сразу умру, я умру без него…»

Запретить ей, что ли, говорить про курсы валют в радиусе трех метров от меня?

– Тебе-то хорошо, у тебя нет дома. Нет ипотеки.

Трех, у меня нет трех ипотек.

У Ларки три ипотеки, Ларка боится потерять дом в Черногории (если она перестанет платить кредит, банк заберет дом, «я так люблю его, я умру без него» – это про дом), квартиры в Питере («в одной из них живет наша мама, если ты забыл» – а это про меня ), Ларка – хорошая дочь, она думает о старости, о маминой и о своей, черт, почему она в 35 лет думает о своей старости?! Потому что Ларка – средний класс, средний класс в любом возрасте думает о старости?.. Я никогда не слышал от Ларки «я так люблю его, я умру без него» – про человека, только про дом.

Из неприятностей кроме курса доллара у Ларки конфликт с мамой: мама будто копила в себе все эти годы недоброжелательство к Ларкиным успехам, теперь она говорит: «Тебя волнуют только пармезан и курс доллара!», Ларка срывается на визг, и все становится как двадцать лет назад, когда они сражались насмерть из-за голой полоски на Ларкином животе: точно ли она означает, что Ларке грозит стать проституткой, или нет.

– Если я не смогу платить ипотеку, банк отнимет квартиру, и где ты будешь жить?

– Где-нибудь буду, с тобой. Девяностые пережили, и это переживем.

Переходим на личное, визжим:

– Да вы именно что пережили, вам чем хуже, тем лучше, это мазохизм, – вам нравится терпеть, наконец-то у вас нашелся смысл жизни… Ты опять найдешь себя в очередях!..

Переходим на очень личное, обижаем:

– А твой смысл жизни – потребление. У меня по крайней мере есть ребенок и ты.

Это я ребенок своей мамы , а Ларка ее взрослая дочь, но это давняя история.

– А я кому ребенок?! …Между прочим, благодаря мне твой адрес опять Невский, 66…

Обычный диалог, – как видите, здесь перемешано все, и общественное, и личное, и очень личное. Повод для истерики: Ларка вызвала маме врача, впервые не платного, а участкового, из экономии.

И что оказалось:

– что жизнь не остановилась: бесплатная медицинская помощь существует;

– участковый врач – тот же врач, который приходил к нам двадцать лет назад: жив-здоров и так же нетрезв. У него все так же плещется спирт во фляжке в заднем кармане брюк, я сначала узнал звук, а потом его самого. Ларка говорит: «Ужасно, как будто за двадцать лет ничего не изменилось», а по-моему, прекрасно, что наш участковый врач все двадцать лет мужественно небрит и всегда слегка на взводе, как герои Хемингуэя.

Ни слова о мокрых пятнах на простыне. Вообще никаких упоминаний о сексе.

О чем еще я не буду писать? О том, что эти люди охренели.

Тем более они охренели не только что, а с момента моего рождения. Только подумайте, я – Петр Чайковский, а им на это чихать.

Нет! Мой Дневник – не обычная подростковая смесь секса и жалобного воя про родителей! Мой Дневник – летопись становления П. Чайковского как человека.