Дуглаc Абрамс - Потерянный дневник дона Хуана

— Я благодарна вам, дон Хуан, за всю ту доброту, которую вы проявили к несчастной рабыне, а ваше мастерство даже превосходит слухи. Но в ваших объятиях я вспоминала своего мужа, отца моих детей.

— Что ж, вероятно, он тоже весьма искусен.

— Не настолько… Однако один поцелуй человека, которого любишь, способен доставить больше радости, чем тысяча ночей с прекрасным незнакомцем.

Мне не сразу удалось постигнуть смысл ее слов. Она, вероятно, почувствовала это и ответила на вопрос прежде, чем я успел его задать.

— Руки моего мужа были не столь искусными. Но искусным было его сердце.

Глядя на Фатиму, я попытался представить ее в окружении семьи, в мозамбикской деревне. Вот муж берет ее за руку и целует в губы, а дети шалят и бегают вокруг… В тот же миг видение рассеялось.

Я постучал по дверце, подавая Кристобалю знак, что пора трогаться. Глядя вслед удаляющейся карете, я вдруг заметил на булыжной мостовой амулет.

— Стой! — закричал я и бросился вдогонку.

Фатима прижала амулет к груди и с улыбкой сказала:

— Благодарю вас, дон Хуан.

Медленно поднимаясь в свою комнату, я продолжал размышлять над словами Фатимы. Я вновь и вновь мысленно возвращался к сказанному, и необъяснимое волнение охватило меня. Вне всякого сомнения, любовь — это болезнь. Я не раз наблюдал, какие страдания она способна причинить. И в то же время я мог представить себе всю глубину наслаждения, о котором говорила Фатима. Однако даже больше, чем ее слова, меня беспокоил образ доньи Анны, нечаянно посетивший меня. Предаваться любовным утехам с одной женщиной и думать при этом о другой означало не что иное, как нарушение одной из заповедей вольнодумца, которым обучил меня маркиз. Я знал только один способ потушить тот костер желания, который разожгла во мне донья Анна.

К счастью, очень скоро я смогу заняться ее соблазнением. Даже если ради этого мне придется созерцать Святую инквизицию и праздничную процессию, прославляющую Господа нашего и святость его тела.

Я облачился в свой самый праздничный наряд — розовый жилет, розовую шляпу и оранжевые панталоны. Шляпу украшало большое зеленое перо страуса, которое поднималось вверх и потом ниспадало на плечо. Днем я всегда предпочитал яркие тона, а по ночам одевался в бордовое или в черное, чтобы слиться с темнотой.

Кристобаль привез меня во дворец маркиза. Своим фасадом дворец выходил на площадь Святого Франциска, где обычно заканчивалось праздничное шествие и где сегодня вечером должен был состояться бой быков. Маркиз пригласил меня, в числе других гостей, насладиться этим зрелищем с балкона.

Выходя из кареты, я наступил на веточку розмарина, разбросанного по булыжной мостовой. Пряный аромат, коснувшись моих ноздрей, напомнил о любви женщины, забыть которую я не могу до сих пор.

Однако розмарин лишь отчасти заглушал запах конского навоза, висевший в воздухе после того, как здесь побывало множество карет, на которых благородные господа привезли своих жен и дочерей. Пока сами господа чистили перышки перед тем как принять участие в праздничном шествии, их беззащитные жены и дочери на выданье приготовились любоваться ими с балкона. Впрочем, сегодня меня интересовала только одна из дочерей, к тому же, насколько я мог судить, отнюдь не беззащитная.

Дворец маркиза представлял собою огромный особняк из темного камня, с колоннами, тремя полукруглыми балконами и большими окнами. Двое стражников стояли у входа. Поверх одежды на них были голубые накидки с вышитым золотом гербом — лев на фоне фамильного замка маркиза. В руках они сжимали бутафорские копья, абсолютно непригодные для сражения. Оставаясь неподвижными, они улыбнулись мне, прекрасно понимая, что я друг, а не враг. Я ступил под своды каменной арки и прошел мимо больших зеленых деревянных дверей с золотыми заклепками в виде сосков. Слепящий солнечный свет и томительная жара позднего утра остались позади. Внутри царил полумрак и было прохладно, как в пещере. Лишь несколько робких солнечных лучей косо падали под ноги. Потолок поддерживали затейливо раскрашенные деревянные балки.

Здесь я чувствовал себя как дома, потому что в течение двух лет жил в одной из двадцати двух комнат этого дворца. То было лишь начало моей учебы. Еще десять долгих лет ушло на то, чтобы постигнуть всякие прочие ереси, пополнив тем самым начальное религиозное образование, полученное в монастыре. И все-таки до сих пор мне удалось прочесть лишь часть из тех книг, которые хранились в двух огромных библиотеках маркиза. Я успел познакомиться с переводами многих мусульманских и древнееврейских книг. Убежден, что понять душу испанца невозможно, если не знаком с мусульманской культурой, доставшейся нам в наследство, или не имеешь понятия о древней иудейской религии, которую исповедовала Святая Дева, апостолы и сам наш Спаситель.