Василий Аксенов - Одно сплошное Карузо (сборник)

С Робертом Рождественским и Аллой, женой Роберта.

Полевой Борис Николаевич (1908–1981) – журналист, писатель, главный редактор «Юности» с 1961 по 1981 г.

Ильичеву.

Имеется в виду посещение Хрущевым выставки в Манеже в начале декабря 1962 г.

Рассадин Станислав Борисович (1935–2012) – критик, литературовед, ему принадлежит термин «шестидесятники» (статья в «Юности» 1960 г.).

Вероятно, Наталья Соломоновна Гинзбург, сестра Евгении Гинзбург, тетка Василия Аксенова.

Ресторан в Ленинграде, место писательских застолий.

Гладилин Анатолий Тихонович (род. 1935) – писатель, самый молодой из прозаиков поколения шестидесятников, дебютировал в журнале «Юность» в 1956 г. («Хроника времен Виктора Подгурского»), за несколько лет до Василия Аксенова, ставшего впоследствии лидером поколения; эмигрировал во Францию в 1976 г.

Дмитриев Самуил Александрович – литературный критик, в начале 60-х годов зав. отделом критики в журнале «Знамя».

Так называли старое деревянное строение писательского курорта в Дубултах, в котором после постройки нового многоэтажного корпуса селили привилегированных писателей. Комментарий Гладилина: «До постройки нового здания писательского Дома творчества в Дубултах там по всей территории стояло несколько старых деревянных домиков, каждый из которых как-то назывался. Мы с Аксеновым всегда брали комнаты в одном и том же. Но как он звался – не помню. В этом домике иногда с нами жил Стас Рассадин, иногда – Самуил Димитриев, раза три – Аркадий Ваксберг. Стасик Куняев в одном доме с нами никогда не жил».

На набережной в Дубултах с Анатолием Гладилиным в поисках прекрасных незнакомок. Комментарий Гладилина: «Вася прав, конечно, бездарные интриги, но тому виной было не наше неумение кадрить местных девушек, а то, что нам буквально не давала житья Алла Гербер, о которой Вася умалчивает. У нас распорядок в Дубултах был такой, и я за этим строго следил: до семи вечера все сидели в своих комнатах и работали, и никто не имел права ни к кому заходить. А вот после семи – сначала был скромный ужин в столовой Дома творчества, где наша литературная компания, к которой принадлежала и Алла Гербер, обсуждала разные литературные и политические новости. А потом мы довольно шумной толпой отправлялись в единственный работающий зимой ресторан «Дзинтари», где наш старый знакомый Володя, который представился нам как «бывший белый офицер, а теперь мастер спорта по шашкам», пел со своим маленьким оркестром популярные песенки типа «Все равно моряк не скоро ты забудешь этот город», и Алла Гербер в этих застольях обязательно участвовала. Она была умной дэвушкой, наших, либеральных взглядов. Но чаще всего мы с Васей вдвоем хотели вечером оторваться от всех, чтобы, грубо говоря, пошастать по побережью и закадрить местных красоток. Ото всех оторваться нам было легко, но вот Алла Гербер нас всюду находила. У нее было чутье полицейского сыщика и невероятная скорость передвижения, при том, что вечером по побережью ни автобусы, ни такси не ходили. Конечно, можно было оторваться от Аллы, уехав на электричке в Ригу, но это уж было целое мероприятие, с поздним возвращением в Дубулты, а значит, и скомканным следующим рабочим днем. Однажды я Васе заявил: «В конце концов Гербер нас простро находить: в Дубултах и Дзинтари вечером работают три или четыре забегаловки, включая «бар самоубийц». А давай сядем на электричку и уедем на пару остановок в другую сторону от Риги». Сказано – сделано. Из писательской столовой мы вышли рано, сказали, что вернемся, а сами, вдоль заборов, как шпионы, побежали на станцию, сели в электричку и вышли через две остановки. Ничего местечко, пустынное, как и все зимнее Рижское побережье, но вполне приличное. И скоро мы сидели в симпатичном кафе, где, кроме нас и еще какой-то старой пары, за отдельным столиком вели оживленный разговор шесть молоденьких девушек, по виду – студентки. Какая удача! Кафе было маленькое, при желании можно было услышать разговор за соседним столиком, а у нас с Васей были свои методы кадрежки, и я применил один из них. «Вот смотри, Аксенов, – сказал я довольно громко, – ты говоришь, что из Москвы тебе сообщают, что все рвут журнал «Юность» и читают твои «Апельсины из Марокко». Но это Москва, а здесь, видимо, глухая провинция, никто в Риге тебя не читает и даже на улице не узнают. Так что, Васенька, ты просто зазнался, оторвался от жизни». Ну и еще какую-то ерунду, в таком духе. За соседним столиком, где резвились девицы, веселье стихло и началось перешептывание, переглядывание, девушки все активнее поглядывали в нашу сторону. Аксенов загадочно молчал и улыбался, как кот, наевшийся сметаны, разве что не урчал. За мной хлопнула входная дверь – я сидел спиной к ней, и вдруг лицо Аксенова помертвело, а глаза наполнились ужасом. Он смотрел в мою сторону, но смотрел поверх головы. Я беззвучно его спросил: «Она?» – но тут же раздался знакомый голос: «Мальчики, вот где вы спрятались, а я вам хотела рассказать про статью в «Литгазете». Алла сразу же села за наш столик: «Довольно подлая статья, и против вас, хотя вы там конкретно не упоминаетесь». Аксенов вымученно изобразил приветливую улыбку, компания девиц дружно повернулась к нам затылком, а мы с Аксеновым тоскливо переглянулись – сорвалось, и этот вечер тоже псу под хвост…»