Борис Штейн - Контрафакт

Вадик тоже засобирался домой. У него уже были отложены денежки на какие-никакие подарки для отца-матери и на приличные сигареты, которые не стыдно будет достать из кармана в родных местах. «Сходить, что ли, к Аделаиде», – прикидывал забуревший в мужском одиночестве Вадик, но тут же отменил это намерение: он ведь собирался ехать домой вместе с Лешкой и Манькой – на Лешкиной «шестерке». Ну приедут, гостевать же будут вместе, гуртом, как Манька посмотрит, если он к ее мамке подобьется? А может, пусть ее смотрит, как хочет, пусть отрежется от него этот ломоть, эта Манька никудышная, не станет больше застревать в его башке…

Настал последний перед перерывом клубный день. Торговля шла бойко. Оптовики стремились «закупиться» перед каникулами. Их точки на рынках, в школах, в вестибюлях больниц и учреждений, а также прилавки в гастрономах и супермаркетах в каникулярное время как раз и приносили хороший доход. Вадику пришлось немало поноситься по лестницам с пачками и россыпью, причем россыпь он упаковывал в коробки из-под канцелярки и заворачивал в бумагу, скрепляя скотчем, и вручал покупателям, получая удовольствие от собственной добросовестности. И был в приподнятом настроении. Раз в час, правда, отлучался перекурить, Стараясь совместить свои перекуры с Лешкиными. Это не всегда, к сожалению, удавалось, потому что у каждой точки был свой ритм, свои покупатели, свои заморочки. Иногда же все-таки совпадало, и они стояли под снежком и степенно покуривали – два брата, два солидных человека, и Лешка порой еще прихватывал в буфете черный кофе в бумажном стаканчике и покуривал, отхлебывая кофеек. Выглядело нехило!

Однажды Лешки не было на работе, и Вадик курил один. Но тоже – с кофе. Прихлебывал, степенно пуская дым, – важничал. Леонид Петрович, случайно застав его за этим занятием, едва сдержал улыбку.

И вдруг в последний предканикулярный день Вадик вернулся с перекура – туча тучей. Вали в это время рассматривала какой-то яркий глянцевый журнал. Моды пополам с умеренной эротикой.

– Вадик, как тебе? – спросила она игриво. Роскошная шоколадная красавица занимала целый разворот. Недонадетое ажурное белье выигрывало на коричневом фоне. Упавшая на почти открытую грудь капля шампанского была так соблазнительна, что хотелось ее слизнуть.

– Нравится? – продолжала Вали. – Скажи как мужчина.

– Нравится, но ты, Валичечка, лучше, – мертвым голосом отозвался Вадик, и уселся на свои пачки, и уткнулся в газету, не читая.

– Что случилось? – спросил внимательный Леонид Петрович. Но спросил не слишком серьезно и не слишком участливо: дескать, может быть, ты ушибся. Или насморк, там, подхватил – вот и спрашиваю.

– Леонид Петрович, – сказал побледневший и помертвевший Вадик, – если что надо принести, вы скажите, я принесу моментально, вы же знаете. И все сделаю в лучшем виде.

Так гордо у него получилось: я, мол, свое дело знаю, а остальное не имеет значения! Но в глазах плескалась паника. А Леонид Петрович догадывался, в чем дело.

К концу дня, когда активность упала почти до нуля, Леонид Петрович сказал Марине:

– Ты побудь тут без нас, мы пойдем, покурим.

Марина кивнула.

– Оденься, – сказал он Вадику, – погуляем немного.

Вадик потянулся за курткой.

Они вышли на улицу и побрели вокруг «шайбы» – мимо салонов мебели и спортивной одежды, мимо ночного клуба и торговой фирмы «Ковры» – спортивный комплекс в коммерческой жизни был многолик.

Некурящий Леонид Петрович засмолил за компанию сигарету и спросил, пустив первый дым:

– Ну и что ты, Вадик, психуешь?

– Ничего, – чужим голосом ответил Вадик. – Я не психую. Ничего. Все в порядке.

– Иди ты! – не поверил Леонид Петрович.

Народу с противоположной клубу стороны было немного, можно сказать, совсем никого и не было, никто не мешал им беседовать, разве что усиливающийся снег. Снег, впрочем, тоже не мешал: не холодил и даже успокаивал монотонностью падения.

– Как же, не психуешь, – сказал Леонид Петрович, – психуешь, психуешь, что я, не вижу? И я скажу тебе, почему: Лешка не берет тебя в машину ехать домой. Так?

Вадик долго молчал, сосредоточившись на сигарете. Но что в ней разглядишь интересного? Горит, горит да и сгорает вся до фильтра. Вот и сгорела, Вадик откинул ее от себя, потому что искать урну не был приучен. Откинул сигарету и заговорил с большим волнением:

– Вот в детстве – как было: утром все собираются: Лешка – в школу, я – в садик, мамка с папкой – на работу. Ну, все собрались, мамка опаздывает, меня на санки усаживает, говорит Лешке: «Вези его в садик!» А Лешка тоже не успевает тогда к первому уроку, если меня повезет. Ну мамка говорит: «Если ты опоздаешь, поругают и все.