Борис Штейн - Контрафакт

– Я принесу бабки, – сказал Вова. – На днях. Но нужно составить бумагу. Без бумаги – как? – Вова покачал головой.

– Нет проблем, – энергично сказал Горюнов. – Я – юрист. Я составлю договор по форме. Давайте ваши паспортные данные. – И Вова Блинов протянул Альберту Горюнову новенький паспорт гражданина Российской Федерации.

Вова Блинов шел по улице, слегка откинувшись назад и выдвинув вперед среднюю часть туловища. Нижняя губа также была слегка выдвинута вперед, что свидетельствовало о значительности момента. Он шел по талому снегу весеннего бульвара, рассекая воздух, словно рассекающий волны морской буксир. В руке он держал дипломат, набитый деньгами. Он шел уверенно и гордо: он нес деньги, законно полученные в банке, о чем свидетельствовали банковские документы. Деньги были получены под очень небольшие проценты. Само собой разумеется, что банковский заем организовал ему Давид, муж сестры Вовиной жены, то есть свояк. Вове было радостно осознавать, что именно размах операции подвигнул Давида взяться за это дело – размах и немалая сумма кредита. Если бы сделка была менее солидной, Давид не стал бы и дергаться. А крупное дело заслуживает уважения. Тем более что банк покажет эту акцию в отчетах как кредитование малого и среднего бизнеса, что – важно.

Да, Вова не боялся никакого милицейского или иного начальства, которому могло бы придти в голову проверить его дипломат. Не боялся он и гоп-стопников, хотя в московской неразберихе их в тот период водилось немало. Он просто знал, что никому не отдаст свою ношу, будь он хоть трижды гоп-стопником. На худой случай у него в кармане покоился готовый к бою газовый баллончик. На самый же худой случай в другом его кармане покоился складной нож. Чтобы изготовить его к бою, достаточно было нажать на кнопку.

Он шел по бульвару, уже не начинающий, уже закрутивший нехилое дело средней руки капиталист, про которого скоро можно будет сказать – «новый русский». Воробьи, приникшие к первым мартовским лужам, в панике разлетались от его тяжелой поступи. А солнце внезапно выглянуло из-за туч, и луч раскололся о светлую американскую бейсболку; сверкающие осколки окружили его голову, и, осененный таким нечаянным нимбом, толстый человек Вова Блинов входил в новую жизнь.

Видел ли образованный читатель замечательную советскую кинокомедию «Осенний марафон»? Если случайно не видел, то в двух словах обрисуем ситуацию.

Очаровательная машинистка в исполнении Марины Нееловой влюблена в поэта-переводчика в исполнении Олега Басилашвили. Она работает у себя в безразмерном машбюро и ждет не дождется звонка от любимого. Наконец ее зовут к телефону. И ее проход через уставленный столами зал, пролет, исполненный порывистости, внутренней страсти, грации и обаяния, говорит зрителям едва ли не больше, чем весь остальной фильм. Надеемся, что тот, кто смотрел, – вспомнил, а кто не смотрел – представил это проявление бьющей через край женственности.

Теперь представьте часть фойе Спортивного комплекса. Заставленная лотками торговая площадка напоминает это погруженное в работу машинное бюро. Чем-то напоминает… И, так же как там летела к телефону Неелова, здесь летит, грациозно лавируя между торговыми точками, Вали. Она, конечно же, – не Неелова и никакая не машинистка. Она просто-напросто продавщица канцтоваров, и летит она не к телефонному голосу Басилашвили, а всего лишь к своей торговой точке, неся в правой руке, на отлете, бумажный стаканчик с черным кофе. Но стоит, право же, стоит остановить взгляд на Вали, отвлечься на мгновение от купли-продажи и остановить на ней взгляд. Ведь одного мгновения хватит, чтобы оценить и озорной прищур, и гибкую по-девичьи фигуру, и обтягивающие прелестный круглый задик брючки-стрейч, и шелковую блузу со смелым декольте. Признаемся при этом: чтобы оценить то, что оно открывает, одного мгновения все же не хватит – тут уместно неоднократное поглядывание.

Но вот обворожительный полет завершен, и Вали уже за лотком, на своем рабочем месте, она непроизвольно оглядывается по сторонам, как бы спрашивая соседей-продавцов и уже ждущих покупателей:

– Ну, как вам я?

И, сделав крошечный глоток из бумажного стаканчика, принимается продавать свои тетрадки. А Вадик тут не выдерживает и произносит учтиво, но вполне искренне:

– Вали, ты неотразима! Глядя на тебя, самому хочется кофе!

– Вадик? – спросите вы, – При чем здесь Вадик?

А он тут рядом работает, на точке Леонида Петровича и Марины. Сейчас затишье, Марина стоит за прилавком, отпускает розницу, Леонид Петрович стоит перед прилавком, беседует с некоторыми покупателями, заодно поглядывает, чтобы ничего не стащили. А Вадик сидит на пачках, привалившись спиной к стене, и напропалую льстит Вали. Вали на самом-то деле – Валя, но ей нравиться называться на иностранный манер. Вадик иногда в порыве полушутливой лести срывается с иностранного и переходит на русский, но – ласкательный. Он говорит «Валечка», а иногда доходит до того, что называет ее так: «Валечечка». Ну, Вадик! Ну дает!