Борис Штейн - Контрафакт

Леониду же Петровичу предписывалось, отвечая на звонки, интересоваться, откуда звонят, не с завода ли какого? Если да, то – что они могут предложить и что им нужно взамен. Дело в том, что бумкомбинату в Карелии нужны были трубы. За трубы давали бумагу. Трубы нужно было приобрести в обмен на что-то другое, это другое – в обмен на третье, и так далее, и следовало собирать звено за звеном цепочку – до тех пор, пока не найдется тот, кто согласится дать что-нибудь в обмен на подписку Конан Дойла и Майн Рида.

Забегая вперед, можно с удивлением констатировать, что – находились. Чаще всего это были комитеты комсомола или общества книголюбов предприятий, которым было по силам заслать по адресу пару вагонов проката или, скажем, кирпича – в обмен, действительно, на подписки. Каковые подписки продавались населению за обыкновенные деньги. В общем, на местах тоже находились инициативные люди.

Но вернемся к совещанию на Домодедовской. Для завершения картины нужно представить сидящего на единственном стуле Ваню Шалуна, внедряющего в инертные мозги аудитории огненные трассы коммерческих идей. Также представим и сына Вани Шалуна пятилетнего Мишку, который просто физически не мог сидеть на месте и молчать. Он носился по небольшой комнате, активно проживая свою, воображаемую, жизнь, пробегал за спинами участников совещания, цеплял их за плечи, и бормотал что-то одному ему известное, порой срываясь на воинственные крики. Когда шумовое и энергетическое поле, создаваемое ребенком, перекрывало поле делового общения, отец ловил его, прижимал одной рукой к себе, а другой закрывал без умолку говорящий рот. Сообщив собравшимся очередную мысль, он отпускал сына, и тот продолжал свое стремительное движение, словно автогонщик, которому за считанные секунды сменили колеса.

В конце совещания Леонид Петрович получил необычное задание:

– Нам нужна машина мяса, – заявил Иван Моисеевич. – За машину мяса завод искускож отпустит нам бум-винил для обложек – вне очереди и по пониженной цене.

Действуйте, Леонид. На вас надежда. В Эстонии ведь мясо есть?

В Москве в это время мясо было в дефиците.

– Алло, Эстония? Выру? Справочная? Не говорите по-русски? Эй ряке венэ? Хорошо, попробую по-эстонски. Провин ээсти келлель. Мне, пожалуйста, совхоз «Вяймела»! Ма палун Вяймела совхози директори телефони нумбер. Еще раз! Веель корд, ма кирьютан, я пишу. Суур айте.

Прежде чем повесить трубку, Леонид Петрович услышал чистую русскую речь с еле заметным акцентом: «Для москвича вы говорите по-эстонски вполне прилично. До свидания».

«О, времена, о, нравы!» – высокопарно подумал Леонид Петрович и принялся накручивать номер директора совхоза «Вяймела». Директор оказался на месте.

– Здравствуйте! – Леонид Петрович назвался. – Вы меня, наверное, не помните? Я…

– Помню, помню, – посмеиваясь, перебил директор. У него был низкий голос, и говорил он всегда, чуть посмеиваясь. Леонид Петрович сразу представил себе его массивную фигуру, полное гладковыбритое лицо со светло-голубыми, почти бесцветными глазами. От него всегда веяло покоем и благодушием.

– Я был у вас три года назад, писал о вас очерк…

– Помню, читал. Хорошо написали, спасибо.

– Но я вам тогда не прислал журнал…

– Ничего, мне прислали, спасибо.

Леонид Петрович представил себе скромный, но с изумительным вкусом обставленный кабинет директора и его самого, посмеивающегося, пошучивающего, абсолютно безмятежного. Казалось, он не прикладывает ни к чему никаких усилий, просто является неким центром вращения, как умелый хула-хупщик, который почти не двигает телом, а обруч вращается вокруг него как заведенный. Так вращалось, будто само по себе, немалое совхозное хозяйство: малочисленные, но эффективные полеводческие бригады, три скотофермы, картофелехранилище с мощными воздуходувами и нехитрым механизмом, поворачивающим картошку; как бы сами по себе возникали бесконечные цветники на территории усадьбы, плескалась вода в бассейне с красивыми мозаичными стенами, жил своей жизнью сельхозтехникум с собранными со всей республики трудолюбивыми студентами.

Все это разглядел, разведал тогда Леонид Петрович, и сейчас, сидя на убогом раскладном диване в миниатюрной своей временной квартирке, почувствовал в горле предательский комок ностальгической тоски. Но Леонид Петрович решительно проглотил неуместный комок и приступил к делу.

– Вы только не удивляйтесь, я сейчас работаю у одного предпринимателя, который издает полное собрание сочинений Майн Рида и Конан Дойла, и ему для этого нужна машина мяса.