— Фил, Фил! — Она лежала рядом с ним. — Ты проснулся?
— Привет, Кэрол.
Не успел он к ней повернуться, как она его обняла. Девочка прижималась к нему, извивалась и корчилась.
— Ах, мой дорогой, дорогой, дорогой, — шептала она.
Он сжимал в руках ее ночную рубашку.
Когда все кончилось, она затихла, как будто почувствовав, что в нем что-то изменилось. Рон взял ее за плечи. Она казалась на удивление хрупкой, как одна из моделей его самолетов. Он спросил, уверена ли она в том, что ее мать не вернется в их комнату. Она ответила:
— Ага. — Голос ее при этом звучал будто спросонья.
Рон снова начал волноваться.
— Лучше бы нам не засыпать, — сказал он ей своим обычным голосом.
Тело ее напряглось.
— Я не засну, — сердито сказала она и отодвинулась от него.
— В чем дело? — Неужели она поняла, что он напрягся?
— Венди нужна бутылочка.
До него дошло, в чем было дело.
— Но, дорогая моя, — сказал он голосом Фила, — ты даже не хочешь меня перед сном поцеловать?
Они крепко прижались друг к другу сомкнутыми губами. Никогда раньше он не думал, что целоваться с девочкой может быть так больно. Он снова попробовал ее обнять, но она вырвалась.
— Спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи, — бросила она ему, снова уклонившись от его попытки прижаться к ней, и встала с постели.
Дженни приходила к нему следующие пять ночей подряд. Если он говорил голосом Фила и называл ее «моя дорогая», она с готовностью его целовала. Голосом Кэрол она ему отвечала:
— Я так тебя люблю.
И он, опять-таки голосом Фила, уверял ее в своей любви. Ему бы очень хотелось найти в себе силы, чтобы сказать об этом Дженни собственным голосом.
До и после школы, когда дом был в его полном распоряжении, он лазил по ящикам комода с ее бельем, шуровал в шкафу с ее вещами. Он раскладывал ее трусики, платья и колготки на двуспальной кровати, где она спала вместе с матерью. При этом он сначала клал на кровать трусы с колготками, а потом накрывал их платьями, чтобы получилось сразу несколько девочек. Вернувшись обратно к себе в комнату, он представлял ее врагов — оборотней, убийц, людоедов — и жестоко расправлялся с ними с помощью оловянных солдатиков. Он решил, что женится на ней, как только она кончит школу. К тому времени ей будет девятнадцать, а ему — двадцать два. Когда эта проблема была в уме решена, ему полегчало: прошло чувство ужасной вины, суть которой состояла в том, что ему самому не было до конца понятно. А что чувствовала она, он вообще не мог себе представить. Днем она почти на него не смотрела, и ему стало ясно — если он хочет продолжать играть с ней в эту игру, на людях ему надо держаться от нее подальше.
Следующие три ночи она у него не появлялась, хоть он слышал, что госпожа Лосон была в папиной комнате. Что, интересно, с ней происходило? Может быть, он ее чем-то расстроил? Или она от него устала? Его очень тяготила эта непонятность. Наутро четвертого дня он ждал ее у двери ванной и, когда она оттуда вышла, сказал ей голосом своего персонажа:
— Я скучал по тебе прошлой ночью, Кэрол. Надеюсь, Венди не заболела?
Внезапно она тоже вошла в роль:
— Ох, она теперь такая нервная.
— Надеюсь, мы сегодня вечером увидимся?
— Знаешь, мне надо спать, — сказала она, хоть в голосе ее не было той решительности, которая напрочь лишила бы его надежды.
Она пришла сразу после полуночи. Он сделал вид, что спит, позволив ей себя поцеловать, чтобы разбудить. Потом сказал ей:
— Тебе не очень жарко, дорогая? — И этого хватило, чтобы она скинула ночнушку.
Она, как всегда, закрыла дверь, и они даже не разговаривали, но мать ее, должно быть, что-то заподозрила, потому что распахнула дверь и включила верхний свет.
— О господи! — воскликнула она, потом бросилась к постели и стащила Дженни с Рона.
— Мне больно! — крикнула девочка.
Она как-то безвольно обвисла в руках матери. Та схватила и ночную рубашку. Через ее собственную ночнушку просвечивало голое тело — худое, с плоской грудью. Голая Дженни и почти такая же госпожа Лосон, только одна выше другой — вот и вся разница. Рон был в пижаме, но быстренько натянул на себя одеяло.
— Что здесь происходит? — Его отец стоял в дверном проеме.
Госпожа Лосон обернула ночную рубашку вокруг талии Дженни.
— Иди к себе в комнату! — сказала она дочке и подтолкнула ее.
Заплетающимися ногами, спотыкаясь, девочка проковыляла к себе мимо его папы — болтавшаяся ночная рубашка не давала ей нормально идти.
Читать дальше