О Чонхи - Огненная река

…Каждую мучительную ночь, борясь с влажностью и роем комаров, я думал лишь о том, что хочу быть рядом с тобой. Люблю и надеюсь, мы сможем начать заново…

Мы слушали и плакали. «Чем жизнь в бесчестьи, лучше смерть!»

Я подняла голову. Снежинки, падающие на лицо, никак не могли охладить меня.

— Теперь пойдём.

Я сунула руку под локоть Хансу, который сидел, сгорбившись, и помогла ему подняться. Видимо, ему стало лучше, он встал, не сопротивляясь. Даже после того, как он поднялся, я не вынула руку из под его локтя.

— Я провожу тебя до автобусной остановки. Куда тебе ехать?

На мой вопрос Хансу не ответил. Видимо, уже было очень поздно, машины по дороге проносились мимо. На асфальте снег растаял, стояли лужи, в них продолжали падать снежинки. Мы остановились у обочины. Когда я второй раз спросила Хансу, куда мы идём, он ответил низким голосом, сквозь зубы: «Мне кажется, ты лучше меня знаешь». Я подняла голову и взглянула на него. Он холодно, без тени улыбки, смотрел на меня. Я вынула руку из-под его локтя и закрыла лицо ладонями. В меня хлынула и превратилась в стремительный поток густая темнота той ночи, когда я оставила мать и покинула посёлок, а где-то в этой темноте беззвучно лопались бутоны белых магнолий. Эти цветы, в конце концов, унесут меня в ещё более глубокую темноту. Каждый раз, когда муж не возвращался домой, ночью в перепутанном сне и после, рано утром, когда я стояла под душем, дрожа всем телом от непреодолимого горя, я осознавала всё так ясно, будто это острым зубилом вбивали в мою голову, и я думала: «Да, до сих пор я жила только чувствами, как насекомые живут своим осязанием, так и я жила только чувствами. Меня мучили губительные желания и страсти, они, как горн, раздували жар в моём теле». Тогда магнолии, растущие на костях моей матери, распускались во мне, и возникало ощущение, будто по всему телу ползают насекомые.

— Хорошо.

Я опять взяла Хансу под руку.

Редкие снежинки появлялись в свете фар, как облака пепельного цвета, закрывали кругозор, и всё становилось смутным.

Мы смотрели друг на друга, будто не были знакомы. Мы и не скрывали своей враждебности. Потом мы медленно пошли, как паломники, которые отправились в путь на поиски сказочной ведьмы, сыплющей бесконечные зёрна риса… «Бабочка, бабочка, давай полетим на гору Чхонсан». Где же Чхонсан? Вот здесь.

Мы торопливо переплыли густое море.

Всю ночь уши плотно кутались в ритме Синави.

— Дух, Дух, Главный Дух горы, покрытой зелёными ивами, мы положим тебя в нокбан…

Каждый раз ночью, когда я погружаюсь в длинный отчаянный сон, то взлетая, то падая вниз, я никак не могу избавиться от магнолий, цветущих в моей душе.

Каждый раз ночью, когда муж не возвращался домой, магнолия расцветала на тех местах, где клеймом сияли отпечатки его пальцев. И пусть магнолия расцветёт тысячами, десятками тысяч цветов, но я никогда не смогу нарисовать её.

Перед восходом солнца я торопливо поливала розы на клумбе и вдруг увидела сломанную ветку цветка. «Что же это такое!», — воскликнула я громко.

Сыну стоял на краю веранды между комнатами, пил колу и зевал от скуки. Он слегка повернул голову в мою сторону.

— Роза сломана!

Ничего не ответив, он опять глотнул из бутылки и посмотрел на далёкие горы.

Хотя это было в его характере, я немного обиделась на его праздную позу и равнодушие, с каким он отреагировал на мой крик. Я энергично размахивала лейкой. Около клумбы с однолетними растениями, высаженными кружком, песок провалился так, что стебли и листья оказались в воде. Скоро обнажатся корни, но я всё поливала, поскольку не слышала, что прошлой ночью шёл дождь. Вчера вечером я не заметила сломанную ветку; наверняка, это резвились мыши, или её сломал ветер. Ветка боковая, слишком тонкая и слабая, и даже если бы на ней вырос бутон, он был бы слабым, и её всё равно нужно было бы срезать, чтобы хватило питания другим цветам.

Так что я всё равно бы срезала эту ветку перед сезоном дождей, даже если бы она расцвела и разрослась; однако, увидев на ветке сок из раны, я сильно расстроилась. Сыну выпил кока-колу и как обычно положил пустую бутылку в деревянный ящик для яблок, где уже образовалась целая гора. Я искоса взглянула туда и нахмурила брови. Три деревянных ящика были заполнены пустыми бутылками из-под колы, и теперь заполнялся уже четвёртый. Ах, как же много мы выпили! Мы постоянно пили газировку; то пища плохо переваривается, то не спится, то нам грустно. Хотя так легко можно найти подходящую причину, чтобы не употреблять её в таком количестве. Иногда мы её пили потому, что нам было скучно, или потому, что на улице шёл дождь. Но когда мой взгляд вдруг падал на гору пустых бутылок, на душе становилось пусто, и меня бросало в дрожь. Так это меня тревожило.