Армандо Салинас - За годом год

Он ходил большими шагами взад-вперед по своей комнате. За стеной раздавалось бормотание, это молилась донья Тереса. Ей вторил голос служанки.

Откуда он возьмет сил, чтобы привести в свой дом Антонию и, крепко ее обняв, пронести через все невзгоды? Разве может он стать ей опорой? Все вокруг: обстановка, дом, родители, обветшавшие предрассудки — все, казалось, было направлено против него, связывало его по рукам и ногам, не давало двинуться с места. Он вел себя, как последний трус. Полная любви Антония вверяла ему себя, она переступила границу дозволенного, а он, он боялся, что не найдет в себе сил быть достойным ее самоотверженности.

Антония представлялась ему таинственной сокровищницей, в которую он старался проникнуть, чтобы утолить жажду жизни.

— Антония! Антония! Я не знаю, куда я уведу тебя! — в отчаянии кричал он ночью во сне.

— Второе таинство… — бормотала за стеной донья Тереса.

Хоакин, демобилизовавшись, возобновил свои старые знакомства. Казарма стала лишь неприятным воспоминанием, она, как губка, стерла два года его жизни.

Он отправился к инженеру, с которым работал на заводе. Инженер помнил его в лицо и без всяких проволочек принял на прежнее место, с какого Хоакин ушел в армию, — токарем второго разряда.

— Ну, парень, начинай все сначала. И коли не ввяжешься в политику, как некоторые, скоро сможешь повысить разряд и заработать на жизнь. Но для этого надо трудиться. А если не желаешь, ищи себе другое место, здесь тебе делать нечего, — сказал инженер.

Товарищи по работе приняли его хорошо.

— Откуда ты явился? Что-то от тебя здорово пахнет казармой! — кричали ему со всех сторон.

На заводе было много новых рабочих.

— Кое-кто из старичков ушел на другие заводы. Селестино застукали во время агитации, и теперь он сидит в Карабанчеле. Дали десять лет, а вообще-то, считай, повезло по нынешним временам, — рассказывал новости Энрике.

— Ты по-прежнему живешь у Аугусто?

• — Да, все там. Ребятишки не хотят меня отпускать, а Аугусто с женой сам знаешь, как ко мне относятся. И слышать о моем отъезде не хотят.

— Завел невесту?

— Да, познакомился с девушкой из дома, где живет Аугусто. Работает швеей. Зовут ее Роса, я очень ею доволен. Кажется, у меня есть с собой ее фото.

Отовсюду доносился шум работы. Под потолком цеха медленно полз подъемный кран.

— Приятный звук после стольких лет перерыва. Шум работы, он совсем особый, — заметил Хоакин, смотря на кран. Правой рукой он приветственно помахал крановщику.

— Привет, Пепе.

— Привет, Хоакин, — отвечал ему рабочий из кабины крана.

— Вот, гляди, это Роса. — Энрике протянул фотографию.

— Кажется, красивая.

— Мне нравится.

Энрике спрятал фотографию в бумажник.

— Ну что, все язык чешете? Придется поставить тебя за другой станок, Хоакин, — предупредил мастер. И, улыбнувшись, пошел к фрезеровщикам.

— Он здорово изменился, уже не такой жлоб, — сказал Энрике, запуская свой станок. Хоакин почти не расслышал его.

— Сегодня вечерком можем пойти в бар, про который ты говорил. Я помню, что нам с тобой надо побеседовать! — прокричал Энрике, перекрывая шум токарного станка.

— В восемь, если хочешь. Сначала я зайду домой, — ответил Хоакин.

Бар на улице Гарсиа Морато, где они договорились встретиться, был тихим заведеньицем. По вечерам здесь собирались игроки в карты и старушки, которые, отслушав мессу в ближайшей церкви, приходили попить кофейку. На первом этаже в глубине помещения располагался небольшой зал на восемь столиков. Рядом со стойкой находилась лестница, ведущая в зал на втором этаже. Оттуда в окна были видны Церковная площадь, зеленые купы акаций и серые крыши трамваев.

На стойке и на стенах бара мерцали огоньки карбидных светильников.

Хоакин сидел в полутьме дальнего зала. День словно застыл в квадратном проеме окна и на курточке официанта, спокойно дожидавшегося у входной двери, когда включат электричество.

Хоакин поглядывал на дверь, дожидаясь Энрике. Он курил, зажав руки между коленями. Наконец он увидел Энрике, тот пришел вместе с Аугусто.

— Я здесь! — крикнул им Хоакин.

Энрике и Аугусто замешкались у входа, не различая Хоакина в полутьме зала.

— Привет, — поздоровались они.

— Ты немного запаздываешь, — сказал Хоакин, — уже половина девятого.

— Сам знаешь, как сейчас в метро, — оправдался Аугусто.

— Что закажем?

— А все равно, давай кофе.

Энрике подозвал официанта; тот по-прежнему стоял у окна.