Разговор не клеился. Они не знали, о чем говорить, и только переглядывались.
— Ну, так вы теперь знаете, комната стоит тридцать дуро в месяц. Можете занимать когда захотите.
— А вы ее покрасите?
— Завтра она вон позовет маляров, — сказал Матиас, кивнув в сторону жены.
— Хорошо. Не стану больше вам мешать, пойду, — сказала женщина.
— До свидания, до вашего переезда, — простились с ней Матиас и Мария.
Мария проводила новую жиличку до парадного. А сама зашла в лавку купить клеевой краски и попросить взаймы малярную кисть. Лестницу ей одалживал Иларио из таверны.
— Сама покрашу комнату. Не такое нынче время, чтобы платить десять дуро маляру, — объяснила Мария мужу.
Несколько дней спустя сеньора Аида явилась снова; она привезла мебель. Ее сопровождал мужчина, которого она представила как своего друга дона Хосе.
Новая жиличка почти никогда никого не беспокоила. Большую часть дня она проводила, запершись у себя в комнате. Не слышно было даже, как она дышит.
Антония быстро подружилась с Аидой. Как только у нее выдавалась свободная минута, она уходила к ней шить.
В спальне у Аиды висел свадебный портрет: она с Хулианом. Пономарь, по ее словам, был такой добрый и хороший, что даже теперь, когда у Аиды появился новый жених (каждый вечер ее навещал дон Хосе), ей и в голову не приходило снять со стены этот портрет.
— Дон Хосе очень деликатный на этот счет. Он умеет уважать чужие чувства.
Аида поведала Антонии, что у дона Хосе имеются кое-какие сбережения и он собирается на ней жениться.
— Он торгует старьем на Гарсиа Морато. И тоже вдовец. Единственное препятствие для нашей женитьбы — его дочки. Похоже, они верховодят им.
Жених Аиды представлял собой любопытный экземпляр. Аида величала его не иначе, как дон Хосе. Было ему лет пятьдесят, и вид он имел крайне запущенный. Ходил в костюмах, приобретенных для своей лавочки, и поэтому иногда красовался в непомерно просторном, как у клоуна, балахоне, а иногда, напротив, в страшно тесном платье. Но ни разу он не появился в одежде по росту.
Дон Хосе всегда очень приятно улыбался. Что называется, светился добродушием. Свои визиты он наносил весьма пунктуально. Ровно в восемь вечера уже звонил у парадного. Незадолго до его прихода Аида приводила себя в порядок. Пудрилась телесной пудрой, подкрашивала губы. Как только раздавались три знакомых звонка, она опрометью кидалась по коридору открывать дверь. Если ее кто-либо опережал или приходил не дон Хосе, Аида корчила недовольную мину. Дон Хосе шумно здоровался со всеми жильцами.
— Хоть и старьевщик, но человек очень обязательный и обходительный. Привык вести дела с людьми тонкого воспитания, которые приходят продавать свои вещи к нему в лавочку, — говорила Аида.
Всякий раз дон Хосе являлся с пакетом под мышкой. Улыбаясь, взявшись под руку, они входили в комнату. Старьевщик разворачивал пакет и доставал закуску.
— Сегодня я принес немножко колбаски, — говорил он. Или: — Сегодня у нас хлеб с сыром.
Сперва визиты дона Хосе к новой жиличке пришлись Матиасу не по вкусу. Он заявлял, что дон Хосе, несмотря на все его тонкое обхождение, скорее смахивает на прощелыгу, чем на добропорядочного человека.
— У нас не дом свиданий, — отчитывал Матиас жену.
Но, как правило, хозяин квартиры почти всегда отсутствовал в часы визитов дона Хосе, а жених Аиды время от времени дарил ему пачки сигарет, и Матиас смирился.
Жених с невестой ужинали, сидя у окна. Она на стуле, а дон Хосе в старом, потертом кресле с высокой спинкой. Кресло это было подарком дона Хосе.
— Отдыхай на здоровье, — сказал дон Хосе, когда привез кресло.
И Аида и ее жених с нетерпением ожидали восьми часов вечера. За ужином они сообщали друг другу дневные новости. А затем, если у него доставало сил и энтузиазма, ложились в постель.
— I ы уже поговорил со своими дочками? — спрашивала Анда.
— Нет, никак не решусь.
Аида замолкала, он продолжал:
— Ну, что можно сказать? Что остается делать мужчине без женщины? Только одно: вкалывать, как ишак, и больше ничего. А несчастные медяки, что заработаешь, пускай уносит дьявол.
Аида кивала головой в знак согласия. Дон Хосе всегда дожидался подтверждения своим словам, прежде чем говорить дальше.
— Мне надо, чтобы кто-то принимал участие в моем деле, следил за порядком в доме. Дочки мне не помощницы. Одна заделалась студенткой и даже не заглядывает в лавочку, чтобы, не дай бог, не испачкаться. Выросла белоручкой, кисейной барышней. А другая, похоже, связалась с Эулохио, и ее не заставишь заниматься домашним хозяйством ни за что на свете. Вот я и не осмеливаюсь сказать им о наших с тобой отношениях. Чего доброго, поднимут меня на смех. Придется дать им затрещину. Отцу трудно говорить о подобных вещах своим детям, особенно если эго девчонки.
Читать дальше