Ганс Леберт - Волчья шкура

И тут это случилось.

Тот самый возчик, что обнаружил убитого Айстраха, но еще никогда не видел привидений, известный своим односельчанам как человек солидный и надежный, к тому же в силу лошадиной своей натуры, можно сказать, слившийся воедино со своими лошадьми, примерно в это время (может, немного навеселе, потому что час был поздний, но в здравом уме и полной памяти) возвращался со своей упряжкой из Плеши в Тиши.

Видел он едва ли на пять шагов вперед (тут есть над чем призадуматься), ибо луна уже совсем ушла в тень. Фонарь, болтавшийся между колес, освещал топавшие по снежному месиву копыта лошадей. Эти копыта да грязный снег под ними — вот, собственно, и все, что возчик мог разглядеть. Впрочем, по этой дороге, знакомой ему и его лошадям вдоль и поперек, он мог бы проехать даже с закрытыми глазами.

Наконец он добирается до первого деревенского двора. Он ничего не видит, только слышит эхо конских копыт, что отскакивает от стен справа и слева, когда он весело и беспечно въезжает в деревню. В этот момент, еще довольно далеко от «Грозди» (следует учесть и это обстоятельство), он слышит, но сперва не обращает внимания — в деревне завыли псы, и вдруг что-то в этом вое поражает его, вой явно передается от собаки к собаке, от двора к двору и вдоль дороги как бы движется прямо на него.

В следующее мгновение случается беда. Только он успел подумать: что это с ними? Странно как воют! И вдруг совсем близко ощущает темную массу, словно ночь внезапно сгустилась перед ним. Он хочет схватить поводья, но поздно: мягкий удар о повозку, фонарь гаснет, лошади, заржав от ужаса, встают на дыбы, гривы развеваются, их, можно сказать, подымает над дорогой, они шарахаются в сторону (грязь брызжет дождем), и, когда — тоже сначала взметнувшись вверх — поперек дороги опрокидывается повозка, поклажа валится в кювет, сломанная оглобля со звоном влетает в темное окно, возчик, подгоняемый какой-то силой — то были не кулаки, не дурачества односельчан, нет, именно сила, как он сам потом говорил, — с едва ли не предсмертным воплем «и-и-и-и-и и-и!» летит сквозь черноту ночи и, все время слыша ржание лошадей, стукается своею, слава тебе господи, довольно крепкой башкой о придорожное дерево да так и остается без сознания лежать под ним.

И тут пришло отвращение, пресыщенность всем, что творится вокруг, страстное желание не видеть этого своими глазами, стремление вырваться отсюда.

Собачий лай огласил округу, лошадиное ржание огласило округу. Треск сломавшейся оглобли, звон разбитого стекла, потом быстро удаляющиеся шаги. В этом переполохе ночь раскололась надвое. Утро принесло успокоение (так нам казалось); недвижно дремало оно под небом цвета шифера, под сплошным покровом облаков, что изредка подрагивали, как звериная шкура. Земля, темная и мокрая, лежала под этой шкурой (изредка трепетавшей, как лошадиные бока), земля, вновь окрашенная в тленные краски осени, но перерытая, пропитанная влагой и почернелая от ночного потопа. Ни ветерка! В самом деле! Пока ничто еще не шелохнется! Ветер притаился за Кабаньими горами. Белой ватой валил дым из печных труб, сползал с крыш и застилал деревню.

В разодранной ночи, при лунном затмении, люди повыскакивали из домов. Затащили возчика в подворотню, вызвали «скорую помощь» и поймали умчавшихся лошадей. Дознаться, что послужило причиной аварии, было бы проще простого (оглобля раскололась надвое посередине, и ночь раскололась надвое посередине!), но возчик лежал в больнице в окружном городе, и снять с него допрос пока еще было невозможно. Оставались только следы на дороге да лошади, которые говорить не умеют. Старик Клейнерт завел их в конюшню и спросил:

— Эй вы! Что это вам в голову ударило?

Оба жеребца подняли хвосты и уронили свои яблоки — оба разом, как по команде, это и был их ответ! Следы на дороге давали приблизительно такие же показания, то есть говорили о том, что так и осталось темным для нас, а немного позднее по следам проехал грузовик и стер их с лица земли на вечные времена.

В тени, отбрасываемой этими событиями, под сумрачно унылым пологом тумана мы узнали — позднее, чем могли бы узнать, — о ночной попытке ограбления «Грозди», что поначалу нас скорее возмутило, чем позабавило.

— Ну вот, — говорили мы, — опять эти чужаки горожане поработали.

Но когда мы узнали подробности, узнали, что Малетта едва не потонул в выгребной яме, радость перевесила наше возмущение; вскоре мы уже хохотали что было мочи, и хохот наш был как удар волны в приливе отвращения, клокотавшем у нас в горле.